— Инна, помоги мне! — крикнула Кристина.
Та оглянулась резко, подом подошла к Семену, покачиваясь на усталых ногах. Присела.
Семен горячечно дышал, лежа на спине и раскинув руки. Его обгоревшее тело было покрыто кровью, кожа в некоторых местах висела клочьями.
Инна внимательно посмотрела, потом отрицательно покачала головой. Коротко взглянула на Кристину, и, поднявшись, снова отошла к проему. Ее невысокая фигура на миг осветилась голубым ярким светом.
— Ложись! — крикнула она, падая на каменную крошку разрушенного подвала.
Кристина упала грудью на Семена, закрыла глаза.
Тугая волна воздуха накрыла подвал. Прокатилась стремительно, сбросив вниз еще немного камней, осколки перекрытий, и оставила в углублении подвала облако противной пыли.
Кристина вдохнув этой взвеси, закашлялась, а Инна встала, и, повернув голову, теперь смотрела вверх, но на другую сторону.
Девушка приподнялась над лежащим под ней Семеном. Он не дышал. Только его глаза с некоторым изумлением стеклянно уставились в одну точку, да губы замерли в легкой улыбке.
— Он умер, — сказала Инна, продолжая смотреть в небо. — Странно, что он еще дышал после таких ожогов.
Кристина села, недоуменно рассматривая свой камуфляж на груди, покрывшийся бурыми разводами. Интуитивно ладонями хотела их стряхнуть. Поняла, что не сможет, поднялась и подошла к Инне. Проследила за ее взглядом.
— Он там, — прошептала жена командира. Ее большие глаза были наполнены страшной грустью и сверкали влагой.
— Кто? — не поняла Кристина.
— Мой Толя. Мой единственный мужчина, — медленно, по словам, прошептала Инна.
Небеса раскололись голубой вспышкой.
«Пу-ум-м-м» — пропели они, взрываясь ребристыми всполохами яркого света. Воздух внутри ребер словно сжался, потом вырвался видимыми плотными волнами.
Кристина отпрянула от проема, наблюдая, как они приближаются к земле. Достигли ее, и, вырывая деревья, поднимая над собой машины, осколки трассы, камни, разбежались кругом.
Кристина бросилась вглубь подвала, упала, как можно сильнее вжалась в каменную крошку, разгребая ее под собой руками.
Плотная волна воздуха прижала ее к земле так сильно, что она на миг потеряла сознание. Но, быстро освободила, грохоча и затухая вдали. Кристина поднялась, пошатнулась, упала на бок от головокружения.
Инна, скрючившись, лежала у проема, подтянув колени к груди. Она была жива. Водила ладонями по своим плечам, и негромко протяжно выла.
Инна потеряла все. Вдруг, в один короткий миг не стало ничего и никого. Не стало мужчины, ради которого она жила. Толя был для нее всем — отцом, мужем, человеком, которого она безгранично любила. Всем существом своим, и всем сердцем. Да, Толя не был идеальным, но он оберегал ее, заботился, и ... наверное, любил. Только по-своему. Такой странной любовью, какой любит отец свою дочь, покровительственно. Но, это не мешало им. И ей даже нравилось. Ощущать себя маленькой девочкой в сильных и нежных мужских руках. А уж нежным Толя умел быть. Так как он ее гладил, как целовал, как смотрел никто не сможет.
Тоскливая боль сковала ее грудь, Инна уже не могла пошевелиться. Боль разрывала, отзываясь в каждой клеточке тела уколами мелких противных иголок. Сможет она ее долго выдержать? И надо ли ее выдержать?
Кристина очнулась от забытья короткого сна. Густые сумерки наползали на развалины причудливыми хлопьями, пряча стены домов. Она напрягла зрение и на стене ближнего дома увидела почерневшую табличку. На ней было написано «Фестивальная улица». Кристина усмехнулась, название вряд ли располагало к веселью.
Очень хотелось пить. Она, вспоминая движения десантников роты, собралась и выскочила из убежища. Согнувшись, побежала к дому. Встала у стены, прислушалась. Только ветер шелестел по безжизненным камням. Так, пригибаясь, она бежала от стены к стене, старясь запомнить путь, чтобы не заблудиться на обратном пути.
Заброшенный магазин нашелся в полуподвальном помещении рухнувшего длинного дома по кислому запаху испорченных продуктов. Прижав рукав к носу, Кристина нырнула в небольшой проем в обвалившихся на землю кирпичах. В зале стояло несколько стеллажей, торчавших в полутьме белыми ребрами полок и повалившиеся у кассовых терминалов стойки. Она не спеша прошла между кассами, взглядом выискивая на нижних полках бутыли с водой.
Нашла. И не обращая внимание на жуткий запах, открутила крышку и припала губами к горлышку.
Напилась теплой воды, умылась. Затем осмотрелась. По такой жаре, что стояла на улице, продукты пришли в негодность, ведь холодильники не работали. Пакеты с кефиром взбухли и порвались. Вылившаяся на пол масса жутко воняла, к ней еще добавились запахи загнившей колбасы и заплесневелого хлеба.
Кристина нашла полку с консервами. Осмотрела их, выбрала наиболее прохладные и дорогие, сунула три плоские банки тушенки в карманы. Затем внимательно осмотрела пакеты с хлебом. Нашла зачерствевшую буханку, но без следов плесени. Прихватила целую бутыль с водой и вышла наружу.
Сгибаясь под тяжестью пятилитровой канистры, доковыляла до подвала.
Инна все также лежала на боку, только молчала. Кристина взяла нож, что полагался каждому бойцу роты и висел на поясе камуфляжа, и неловко, с трудом, продырявила банку консервов. Запах вареного мяса поплыл в воздухе. Она принюхалась, присмотрелась. Потом расковыряла банку шире. И жадно, черпая пальцами теплые куски, стала есть, еще и откусывая от буханки кусочки хлеба. Немного насытившись, попила воды. Вытерла губы рукавом.
— Инна, тебе надо поесть, — сказала жене командира.
Та продолжала лежать, уставившись взглядом в одну точку на каменной россыпи.
— Ладно, захочешь — возьмешь, — Кристина вздохнула, и закрыла глаза.
Она не знала сколько времени пролежала, прислонившись спиной к кирпичам подвала. Еда и вода разморили ее, и Кристина снова задремала, ощущая, что силы медленно к ней возвращаются.
Очнулась она от шороха, будто кто-то осторожно подкрадывается по каменным обломкам. Кристина моментально собралась, нащупала рукоять ножа. Зажав его обеими руками, выставила перед собой, уперев рукоять к груди.
Шорох прекратился. Потом послышался тихий скулеж, и в подвал спрыгнула тень. Еще поскулила. Перебирая лапами, к Инне подошла собака.
— Шарик?! — не поверила Кристина.
Пес даже не вздрогнул. Стоял над Инной и тихо скулил.
— Шарик, родной, — позвала Кристина. — Подойди ко мне. Ты, наверное, есть хочешь? Я покормлю тебя.
Пес послушался, приблизился, сунул лохматую голову ей в ладони. Кристина запустила пальцы в спутанную шерсть, и нежно погладила собаку. Затем вывалила на плоский камень остатки из открытой банки тушенки. Пес размеренно слизал их, потом языком смахнул с подставленной ладони воду. Зевнул, покрутился и улегся, уронив морду на ноги Кристины.
Инна умерла на третий день. Она так и не поднялась ни разу. Осталась лежать в той же позе, с устремленным в угол взором. Ее большие глаза потускнели, растрепавшиеся от ветра волосы накрыли лицо будто покрывалом. Пес не отходил от ее тела, словно ожидая, что она поднимется.
Пришельцев не было видно. Да вообще никого не было. Заброшенная земля в безразличных развалинах.
Кристина полдня сидела на выходе из подвала, щурясь на солнце. Ветерок трепал её волосы, она пыталась их собрать. Также, как и свои мысли. На закате солнца её взгляд наткнулся на семь сгоревших танков на другой стороне широкого полотна МКАДа. На опущенные к земле стволы пушек, с прикрепленными цилиндрами инопланетного оружия. И она вспомнила слова капитана Войнова, который говорил Аркадию, перед тем как уйти в бой, а гения отправить в Косино. Тогда Кристина не смогла унять любопытство и подслушала.
— Аркаша, ты пойми, жизнь она штука такая. Нет в ней явной правды, или явной лжи. Есть выбранный для себя мир, ради которого ты живешь. Есть выбранные тобой принципы в этом мире. Врага не надо пугать, его надо истреблять, женщину надо любить, а не иметь, а жизнь… надо прожить, и не просрать. Вот так, дружище.