— А далеко до деревни?
— Да версты полторы будет.
— А называется как?
— Так Городище и называется.
Анатолий прищурился:
— Может, ты и где полигон знаешь?
— Да знаю. На той стороне от железки. За платформой, в километре «колючка» начинается.
— А шарик где торчит супостатный?
Старик задумался.
— Чтоб не соврать, перед платформой затаился. Этак метров двести от нее, около дороги в траве.
Анатолий вытер нож о брючину, сунул его в ножны на поясе.
— Я бойца тебе дам, дед. Сходите в Городище. Он поможет одеяла тащить.
— Лады, капитан. Зови солдата.
— Климов, — позвал Анатолий.
— Я, — отозвался десантник.
— Пойдешь с дедом Мишей в деревню. Говорят на окраине целые дома остались. Одеяла, пледы пошукаете, одежду теплую. Смотри внимательно. Если заметишь еду, или лекарства, запомни в каком доме. И, самое главное. Это очень важно, заруби на своем носу! К электроприборам не подходи, и ни в коем случае их не трогай. Это смерть. Ни мобильников, ни радиоприемников… Ничего не трогать, понял? Даже наушник от плеера обходи, если он на дороге валяется. Под ноги смотрите.
— Ты что-то знаешь, капитан? — встрепенулся дед Миша.
— Догадываюсь.
— Так поделись догадками своими.
Анатолий вздохнул.
— Каждое сложное оружие имеет свою систему наведения. Я так понял, инопланетяне рассыпали по территории автономные средства поражения. Их наведение реагирует на электромагнитное излучение, тем более, если оно двигается. Значит, представляет опасность. Выцеливают они именно источник излучения, ведь в каждом приборе есть батарейка или еще какая фигня, я не силен в физике. Только так я могу объяснить то, что мы еще живы.
— А как же цилиндры? — спросил Смирнов.
— Это, Денис, их оружие. Не будут же они стрелять в своих.
Старик слушал рассуждения капитана с открытым ртом.
— Анатолий, ты сказал инопланетяне? — дед Миша казалось рухнет в обморок.
— А ты думал кто? Американцы? — усмехнулся капитан. — Нет, отец, на земле еще не придумали таких технологий. Сдается мне, что и в Америке сейчас ходят одиночки где-нибудь в дебрях Аляски.
— Вот не думал, что на старости лет буду воевать с пришельцами, — буркнул дед Миша поднимаясь. — Пошли, солдатик, а то скоро совсем темно станет. Не увидим ничего.
Климов со стариком медленно скрылись в лесу. Анатолий взглянул на циферблат. Стрелки показывали половину одиннадцатого ночи. Было тихо. Даже ночная жизнь замерла. Не стрекотали в траве сверчки, не летали птицы. Только деревья потрескивали ветками на ветру. Анатолий встал, нашел небольшой пригорок, и приложил к глазам бинокль, осматривая по кругу окрестности.
В той стороне, где была столица мерцало зарево. Еле видное, даже в ночи. Он повернул бинокль от Москвы в сторону, где располагался аэропорт Домодедово. Некоторое время всматривался через оптику. Вдруг голубой всполох прорезал темноту вдали. Капитан опустил бинокль. Значит, они не в одиночестве. Кто-то еще пытается продвигаться. Только куда и зачем? Он опять поднял бинокль и посмотрел в сторону востока от столицы. Долго ждал какого-нибудь огня или движения по воздуху. Ничего. Устало присел на пригорок. Ну, как же так?! Миллионы людей, куча техники, и все это в один день уничтожено?! В это трудно поверить. Хотя…
Если эти шарики разбросаны по всей земле, то все возможно. Но, почему никто не сбил хотя бы один? Неужели никто не попытался? Ведь есть самолеты, вертолеты. Техники много разной. Что же за молнии такие мечут эти шары? Ничто от них не спасает.
Зашуршали листья. Анатолий резко обернулся. К нему подходила Инна, выглядевшая несколько смешно в камуфляже, который был ей великоват. Она подошла, присела рядом, ткнулась лицом в его плечо. Через мгновение Инна сотрясалась от беззвучных рыданий. Усталость и бессилие выливались слезами. Он обнял ее неловко, прислонил подбородок к макушке, провел ладонью по напряженной спине. Поцеловал в пропахшие хвоей волосы.
— Что такое, девочка моя? — нежно спросил. — Ну, успокойся.
Инна была моложе Анатолия на пятнадцать лет. Тогда, вернувшись с Чеченской в девяносто пятом, он встретил ее в подмосковном городке, приехав навестить товарища — своего бывшего солдата по Афганской войне. Тот сидел дома в инвалидной коляске без обеих ног и с одной левой рукой. Бравый тридцатипятилетний капитан застал своего товарища в обществе молоденькой девчонки в белом халате, которая делала ему укол.
— Вот, Инна мне помогает, — улыбался друг, с нежностью поглядывая на щуплого фельдшера, с огромными серыми глазами под веером пушистых ресниц. — Еду готовит, убирает мою халупу иногда.
Инна засмущалась, щеки покрылись румянцем. Губы, слегка тронутые темной помадой приоткрылись в улыбке, обнажив ровные широкие белые зубы.
— Ну что вы, Сергей, не заставляйте меня неловко себя чувствовать.
— Инночка, вы мое солнце, разгоняющее темные тучи одиночества, — с некоторой тоской сказал друг. — Я без вас, как никому не нужный пес, отживший свой век.
— Не говорите так! — строго сказала она. — Вот и товарищ к вам приехал.
— Толька! Это командир мой, — воскликнул Сергей. — Кстати, одинокий мужчина в полном рассвете сил.
— Одиноких мужчин хватает, — сказала Инна, закрывая свою сумку. — Сергей, вам нельзя так волноваться. И я приду к вам только через неделю.
— Буду ждать с нетерпением, — улыбнулся тот.
Она пошла к выходу из квартиры.
— Я провожу, — кинулся за ней Анатолий.
В прихожей помог ей снять халат. Она смотрела на него снизу вверх, теребя пояс простенького платья.
— Как он, доктор? — тихо спросил Анатолий.
— Я не доктор, — ответила она. — Работаю фельдшером на «Скорой». Врачи не ходят к нему. Сергей никому не нужен. А у него часто давление скачет. Он курит, как паровоз. А ему нельзя. Вы надолго к нему?
— Как получится, я уволился из армии. Вернее, меня уволили. Так что, могу пожить у него немного. Надо ведь как-то на работу устраиваться.
— Побудьте с ним недельку, ладно?
— Конечно, без проблем.
Она улыбнулась, и вышла за дверь. Анатолий еще постоял в прихожей, поглаживая руку чуть выше запястья, стараясь сохранить тепло оставленное ладошкой Инны.
Он прожил у Сергея два месяца. Друг умер неожиданно и тихо. Ночью выкатил свою коляску на балкон, и остался сидеть неподвижно в лучах восходящего солнца.
На похоронах народу было мало. Местный военком что-то талдычил про интернациональный долг, и еще о чем-то пафосном. Вокруг стояли, неизвестно откуда появившиеся "ветераны" локальных конфликтов, с холеными лицами и пивными животами. Скрестив ладони на этих самых местах, они внимали словам военкома, опустив головы. А неподалеку, за их спинами стояли два мужика в потрепанной и застиранной солдатской форме, гордо подняв головы. У одного на груди висела тусклая медаль «За боевые заслуги», второй имел только две нашивки за ранения. В их глазах блестели неудержимые слезы.
Анатолий переживал потерю друга мучительно. Одно дело на войне — там все под смертью ходят. Совсем другое — в мирной жизни, когда кругом столько радости: девчонки в коротких юбках, кофе с мороженым в стаканчике, солнце, не затянутое дымом от разрывов, да просто вареная картошка с лучком и селедкой, а не плесневелый сухарь, когда наслаждаешься каждым мгновением, и не ждешь выстрела снайпера, или взрыва мины под ногами.
После похорон Анатолий собирался уезжать в столицу, к матери. Он собрал пожитки, окинул взглядом опустевшую квартиру друга, потрогал его кресло. Инна, попросила его не уезжать. Остаться с ней. И он остался.
Конечно, за два месяца, пока Анатолий гостил у Сергея, они часто виделись, даже несколько раз прогулялись по парку, в тени раскидистых кленов. Говорили о многом. Инна была для него взрослым ребенком, смотревшим на него широко открытыми глазами. Однажды, она пришла к Сергею сделать укол в жаркий летний полдень, после своего дежурства. Другу надо было поспать, и Анатолий вызвался проводить Инну до ее дома. Нежный шаловливый ветерок трепал тонкую ткань ее платья, а мягкий солнечный свет будто снимал с нее одежду. И он увидел в ней женщину. Маленькую, трепетную, юную.