Мы сидим на маленькой кухоньке, с чистеньким, но очень старым гарнитуром, сбоку тарахтит ветхий холодильник, периодически принимается биться в припадке стиральная машинка… Короче говоря, обычный быт небогатой семьи.
Мой до недавнего времени мало чем отличался, хотя… Хотя у меня был дом. И в этом доме — большая, двадцатиметровая кухня, в которой мы с той же Ланкой, было дело, танцевали даже когда-то…
Я вспоминаю, какая она тогда была: веселая, летящая, искрилась буквально. Я каждый год с нетерпением ждала их с тетей Мариной приезда, точно зная, что именно тогда начнется настоящая жизнь…
Ланка тяжело вздыхает и двигает мне вазочку с печеньем:
— Вот… Извини, магазинное… У меня совсем нет времени печь… А помнишь, как мы с тобой пекли торт?
— Ага… — улыбаюсь я, с готовностью подхватывая легкую тему про наше общее счастливое прошлое, — и сожгли его… Мама ругалась…
И замолкаю, осекаясь.
Ланка опять вздыхает, видно, тоже вспомнив мою маму.
— Долго лежала она? — спрашивает тихо.
— Полгода, — говорю я, — врачи говорили, это мне повезло… Могла и дольше лежать…
— Твари, — отворачивается Ланка, — все твари вокруг…
Встает, подходит к окну, смотрит на серую весну, особенно неуютную в этом регионе, мокрую и с противными, пронизывающими ветрами.
— Ты прости, что я так… Пропала… — глухо говорит она, — просто сначала мама… Я как-то потерялась после… А потом встретила Сергея… И показалось, что нашлась… Замуж вышла, квартиру взяли в ипотеку… Забеременела, родился Валька… Жизнь, знаешь, шла как-то и шла… А потом взяла и кончилась.
Я смотрю на ее худые плечи, обтянутые серой футболкой, и смаргиваю непрошенные слезы, пока их не стало заметно.
Ланка всегда была очень сильной, и сейчас моя жалость и сочувствие ей явно не нужны.
— И что? Никаких вариантов? — аккуратно спрашиваю я, — он же… Ходит…
— Понимаешь, если бы сразу заметили… — тихо и безжизненно отвечает она, — но у таких маленьких вывихи диагностируются не всегда, а я же ничего не понимаю в этом!
Голос ее срывается, плечи вздрагивают, и я тянусь непроизвольно вперед, чтоб обнять.
Но Ланка передергивает плечами, и моя рука опадает, так и не успев дотянуться.
— Сложные роды, — говорит она, — сутки почти… Я орала, просила прокесарить, но они твердили все, что сама рожу… Я плохо помню, понимаешь? И никого рядом из родных… Сергей, он… Не важно. Короче говоря, я в себя только пришла на третьи сутки… В реанимации, живота нет, шрам есть… Когда начала спрашивать, сказали, что с ребенком все нормально… Принесли, когда в палату перевели… Знаешь… Он не плакал даже. Смотрел на меня, серьезно так… Словно уже все-все про меня знает…
Ее голос теплеет, а я улыбаюсь.
Племянник в самом деле очень серьезный парень. И да, взгляд такой, пронзительный, словно реально все знает…
— Когда выписали, все как обычно… Патронаж, осмотры… Никто ничего, понимаешь? Никто! Ничего! Это сейчас я все по этой теме знаю, а тогда… Тогда я замотанная была. Вальчик болел, плакал все время, то животик, то сопли, то зубы, то питание не подходит, весь коркой покрывается… Короче, ни одного дня из этого первого года я не помню. Сергей, он… Работал… И тоже уставал. А я дома. Типа отдыхала.
Она усмехается уже даже не обиженно, а устало.
И я думаю о том, что верное слово в голове моей возникло сейчас.
Здесь все, в этой квартире, усталое. Старая кухня, продавленный диван, допотопный холодильник, коврики в прихожей и хрусталь в стенке. И Ланка тоже. Хроническая усталость, от которой даже шевелиться не хочется.
И только Вальчик, несмотря на все невзгоды, кажется лучиком света в этом сером мороке усталости.
— Ну, а потом он должен был начать ходить… И не начинал никак… А еще медсестра на участке сменилась и забила тревогу…
Ланка долго, со всхлипом, вдыхает и выдыхает…
Затем поворачивается, и глаза ее вообще сухие. Красноватые, воспаленные, но слез нет совершенно.
— Короче говоря, такие диагнозы редкость. Запущенный вариант. И теперь только замена суставов. А это порядка двух миллионов. В Израиле. И делают эти операции детям до пяти лет примерно, а потом уже поздно… Так что у меня есть еще год, чтоб найти нужную сумму.
— Но подожди… — я пытаюсь собрать мысли в кучу, что-то сообразить, — но есть же госпрограммы… Фонды всякие, наконец…
— Под госпрограмму мы не подходим, — Ланка морщится, — там… Долго объяснять, короче говоря, не подходим. А в фондах… Меня там в лицо уже знают… Поставили в очередь… Пока все. Время идет, Вальчик растет… Я работаю сейчас на двух работах, но неофициально. Сама понимаешь, мне постоянно надо с ним быть, отпрашиваюсь, подменяюсь… А официально-то меня на больничный отпускать должны… Кому это надо?