Виктор успел только поздороваться. Дама удивленно выгнула бровь при взгляде на него, хмыкнула и чуть посторонилась, впуская визитера в необъятные недра квартиры:
— Как же вы не вовремя! Но проходите, что ж поделаешь. Не выгонять же.
Аккуратно прикрыв за ним дверь, женщина повернулась к нему и заговорщицки прижала палец к губам. После этого махнула рукой: за мной, дескать, и провела гостя в ближайшую комнату. Тот по дороге лишь успел отметить, как разительно переменилась коммуналка за прошедшие годы. Некогда в прихожей висели обшарпанные зеленоватые обои, потемневшие от времени. Из-за нагромождения шкафов коридор казался еще уже и длиннее, чем был на самом деле. Теперь же шкафы исчезли, и из-за этого стало намного больше света. Или не из-за отсутствия шкафов, а из-за светло-желтой краски на стенах? Так или иначе, а коридор нынче выглядел уже не длинным, а словно бы овальным, скругленным вверху. Чудеса, да и только. Вот тебе и коммуналка — не в каждой квартире такой ремонт встретишь. А еще… это ему показалось, или и в самом деле здесь стало меньше дверей? Раньше коммуналка больше напоминала давно не ремонтированное общежитие, теперь же стала похожа на какую-нибудь профессорскую квартиру.
Оказавшись в комнате, дама вновь тихонько, чтоб не шумнуть, закрыла за собою дверь и сказала вполголоса:
— Посидите здесь до четырех часов. Я вас покормлю — вы ведь с дороги? Только сидите тихонько, иначе нам обоим достанется.
Оставив гостя без пояснений, выскользнула из комнаты и растворилась в недрах огромной квартиры. Как Виктор ни прислушивался, а ухо не уловило ничего, похожего на кухонные звуки: ни удара крышки о кастрюлю, ни бряцанья ложек-вилок, ни щелчка микроволновки. Тишина казалась оглушительной, всепоглощающей. Только тогда Виктор сообразил, что даже шагов не слышал, когда шел по коридору. Опасаясь неловким шорохом спугнуть застывшую умиротворенность дома, тихонько приоткрыл дверь и выглянул в коридор — так и есть, все пространство было устлано толстым ковром, жадно пожирающим все звуки.
Часы на стене безмолвно отсчитывали секунды: двенадцать минут четвертого. Резким движением Виктор задрал рукав куртки и перевел стрелки на два часа назад — именно столько отделяло Москву от родного города. Почти двое суток пути и всего два часа времени.
Это что же, ему придется еще пятьдесят минут сидеть, не смея открыть рот и задать, наконец, волновавший его вопрос? Может, ему и делать-то тут нечего — кто сказал, что Вовка и теперь, спустя столько лет, должен жить там же, куда они поселились на пару недель, приехав поступать во ВГИК.
В ожидании хозяйки он огляделся. Довольно просторная, как для коммуналки, комната, перегороженная полупрозрачной шторой, за которой проглядывалась широкая кровать. В части же, в которой оказался Виктор, находился небольшой уютный диванчик и мощное кресло с подголовником. У самого окна стоял маленький круглый столик, накрытый длинной, до самого пола, скатертью, и два ажурных стула. Светло, свежо, чисто, уютно. И все больше его терзали сомнения: ошибся адресом, не туда пришел. Дом вроде тот — один семиэтажный, сталинской постройки, среди россыпи хрущевских пятиэтажек, его трудно перепутать. А вот подъезд наверняка другой…
Уж было собрался выскользнуть потихоньку, да в дверях столкнулся с хозяйкой.
— Ну я же просила: не мешайте ему! — шепотом проворчала она, загоняя Виктора обратно в комнату. То есть силой его, конечно, никто никуда не тащил, просто в узком дверном проеме невозможно было обойти ее внушительную фигуру, особенно учитывая, что в руках она держала поднос, накрытый крахмальным полотенечком.
Он вынужденно отступил под ее напором. Женщина прошла к столику, и стала составлять с подноса тарелки.
— Владимир Васильевич не любит, когда его отвлекают. Подождите еще немножко — в четыре освободится. Он всегда до четырех сидит в комнате, даже обедает в кабинете.
Теперь уже Виктор не спешил уходить. Память не подвела — он попал, куда надо. Если только "Владимир Васильевич" не банальное совпадение. Впрочем… Он едва удержался, чтобы не стукнуть себя по лбу: как он мог забыть об этом?! Ничего удивительного, что тетка провела в дом чужого человека, не задав ему ни единого вопроса. Зачем спрашивать, если на лице гостя все написано? Пятнадцать лет назад он бы этого не забыл…
— Присаживайтесь, — женщина гостеприимно отодвинула перед ним стул. — Перекусите пока бутербродами — вы ведь, как я понимаю, с дороги?
Гость кивнул и тут же забеспокоился:
— Мне бы умыться.
— Конечно-конечно, — захлопотала хозяйка. Для Вовкиной жены она выглядела откровенно староватой. Наверное, теща, решил Виктор. А может, просто соседка по коммуналке. — Пойдемте, я вас провожу. Только умоляю, не шумите!
Ванная комната еще меньше напоминала ту, в которой ему когда-то довелось умываться. Большая, неправильной формы треугольная ванна со странными кнопочками на небольшой панели примостилась в углу за полупрозрачной пластиковой стенкой-шторой. Смеситель сверкал в электрических лучах, исходящих из стильного плафона, крупная плитка явно не отечественного производства отсвечивала матовым благородством со стен и пола. Что-то явно не так. Если адрес правильный и адресат на месте, то куда делась привычная коммуналка? Ибо все, что Виктору довелось здесь увидеть, решительно ничем не напоминало жилище нескольких семей весьма среднего достатка. Еще больше поражало, что брату удалось так выдрессировать собственную тещу. Фантастика, да и только.
Вернувшись в комнату, он с ложной скромностью приступил к бутербродам. В дороге действительно изголодался — не сообразил прихватить съестного, а цены в вагоне-ресторане оказались на редкость неприятными. Пришлось довольствоваться прогорклыми пирожками, в изобилии представленными местными старушками на полустанках.
Бутерброды с ветчиной, яйцом и кружочком помидора оказались невероятно вкусными. Но насладиться ими мешала хозяйка — зачем-то присела с другой стороны стола и не отводила от гостя взгляда. Виктор усмехнулся про себя: небось, приглядывает, как бы он ненароком не стащил чего подороже.
Женщине, наконец, надоело разглядывать его:
— Надо же, как похожи-то! Вот уж природа пошутила! Ни за что б вас не различила. Вот только Владимир Васильевич зачем-то бороду отпускать начал, а так — как две капли…
О схожести с братом могла бы и не напоминать — Виктор прожил с этим все тридцать три года жизни. Вернее, первую ее, лучшую половину. Тогда они с Вовкой были близки по-настоящему, именно так, как показывают в кино. Веселое у них было детство. Даже родители, и те с трудом различали детей — как верно заметила хозяйка в клетчатом переднике, природа на братьях Конкиных оторвалась: ни единой родинки, ни оспинки, ни веснушки для различия. Мама, помнится, всегда смеялась, когда была в хорошем настроении, повторяя любимую присказку: "Двое из ларца, одинаковых с лица"…
Давно это было. Тогда их действительно было двое. Одноликих — Виктор терпеть не мог, когда их с братом называли "однояйцевыми", хоть это и было научное название феномена, но звучало оно ужасно оскорбительно. Однако за то, чтобы их перестали так называть, пришлось заплатить слишком высокую цену — потерять брата. Последний раз они виделись на похоронах матери, аккурат шесть лет назад. Да и ту встречу вряд ли можно считать встречей. Так, ни бэ, ни мэ. Ни то, ни сё. Надо отдать должное — Вовка пытался наладить отношения, да Виктор не мог найти в себе силы простить предательство. Теперь же он по-прежнему Витька, а Вовку, смотри-ка, теща по имени-отчеству величает. Во, устроился! В Москве, пусть в коммуналке, зато какой! С тещей, бегающей перед ним на цыпочках. Да-аа, неплохо устроился, братишка.