За тяжелой резной дверью сразу начинались ступени лестницы, он немного успокоился. В проеме двери появился пышущий здоровьем краснощекий мажордом. За его спиной виднелся просторный холл с каменным полом, очень стильный и красивый, с деревянной обшивкой стен в стиле Ренессанс. Охотничьи трофеи висели среди потемневших от времени картин. Гийом заметил также большой камин, облицованный белым камнем, в котором пылали поленья дров.
— Меня зовут Гийом Тремэн, и я приехал из Франции. Я понимаю, что еще очень рано, но… могу я видеть леди Астуэл?
Слуга не успел ничего ответить. С одного из огромных кресел, стоявших возле камина, поднялся мужчина и направился к нему, тяжело опираясь на трость:
— Позвольте, Седвик! Я сам должен принять этого джентльмена. Прошу вас, месье! Как видите, я ждал вас! Вот почему я здесь. Я здесь как часовой.
— Вы ждали меня?
— Уже много дней… С тех пор, как написал вам…
— Вы были, значит, уверены, что я приеду?
— Она была в этом уверена… Но прошу вас, входите! Поспешим! Мари живет из последних очень слабых сил, и я все время боюсь, что их у нее не хватит. Борьба столь неравна…
Потом совсем другим тоном:
— Вы тоже хромаете?
— Да, немного… Несчастный случай во время верховой прогулки лет десять назад.
— А я недавно, и хромота никак не проходит. Впрочем, это не имеет никакого значения. Наоборот…
Он сказал это таким беззаботным тоном, что Гийом внимательнее взглянул на него. Несомненно, сэр Кристофер имел внушительную фигуру, но плохо выглядел. Землистого цвета лицо с очень правильными благородными чертами, круги под голубоватыми глазами, излучающими доброту, высокая, хоть и немного согбенная фигура. Он был, несомненно, красив даже сейчас, и, почувствовав внезапную ревность, Гийом в душе стал спрашивать себя, насколько любила его Мари-Дус. Стараясь побольше узнать об этом, он повторил его последние слова:
— Наоборот? Почему же?
Англичанин улыбнулся, и эта улыбка как бы вернула ему молодость:
— Вы думаете, мне хочется жить, если умирает мой единственный любимый человек? Мне бы хотелось умереть от ее болезни и одновременно с ней, но Господь решил распорядиться иначе. Я лишь надеюсь, что не надолго переживу ее и скоро соединюсь с ней.
Тремэна охватил едва сдерживаемый гнев. Не удовлетворившись тем, что этот человек отнял его любовь, он уже делал заявку на вечность. Какое счастье еще, что он согласился и выполнил желание Мари, позвав его, Гийома! Значит, он был уверен в своей окончательной победе!
И вдруг он почувствовал себя очень усталым, упавшим духом, почти старым! Ему стал противен этот дом, и он подумал, что Мари, возможно, и не звала его, что все это придумал Астуэл, чтобы сделать его свидетелем той любви, которая связывала его с супругой…
Пока они оба поднимались по лестнице, ведущей на галерею второго этажа, он испытывал какую-то мелочную злую радость оттого, что его соперник — а именно так надо было назвать его — с таким трудом преодолевал ступени в своем ортопедическом башмаке, сковывающем его правую ногу. Если бы Гийом не знал, какую радость он доставил бы ему, он бы убил его, этого англичанина, похитителя его счастья.
Но ему стало очень стыдно, когда тот, широко открыв перед ним дверь, ведущую в бело-голубую комнату, сказал с порога:
— Он здесь, Мари!.. Он только что приехал… Это вас обрадует…
Звук, донесшийся с большой кровати с колоннами, был настолько слаб, как крик птицы, но в нем слышалась такая неподдельная радость, что сердце Гийома растаяло. Забыв о том, где он находился, забыв о муже, он бросился на колени возле кровати Мари-Дус. Но здесь ему пришлось собрать в кулак все свое хладнокровие, чтобы не разрыдаться: Мари превратилась в тень той, что он знал, стала почти бестелесной.
Ее тело было едва различимо под простынями и шелковым одеялом. Кожа когда-то цветущего лица стала прозрачной, черты его заострились. Казалось, что это вовсе не живое лицо, а восковая маска. Только серебристый шелк ее волос остался прежним и живым. Когда она с трудом открыла когда-то зелено-голубые глаза, мягкие и глубокие, то они показались тусклыми и выцветшими. Прозрачная рука поднялась и на ощупь, как у слепой, стала искать руку Гийома. И он взял ее осторожно, как бы боясь сломать или разбить…
— Мари! Я здесь! Возле тебя! Почему ты не позвала меня раньше?..
— Я… не должна была… Я позвала… тебя… когда поняла, что все скоро кончится…
Умирающая говорила так тихо, что Гийом вынужден был нагнуться над ней.