— От нескольких дней до нескольких месяцев и даже лет. Но успокойся, — сказал он, увидев, как его друг побледнел. — Я очень надеюсь вывести ее из этого состояния, как только она начнет вести нормальную жизнь. Я выписал ей довольно сильные успокаивающие средства. С другой стороны, даже если тебя это шокирует, страх быть отравленной — не такая уж плохая вещь: молоко в этих случаях действует очень эффективно. Кроме того, как только она встанет на ноги, она захочет поскорее уехать от всех опасных людей на другой берег Ла-Манша. Мои британские коллеги завершат лечение…
Гийом ожил. С самого начала болезни Лорны он не переставал бояться, что ее пребывание в Тринадцати Ветрах будет длиться вечно. В этом он видел главное препятствие для своего счастья, еще более серьезное, чем война, о которой все больше и больше поговаривали в столице. Ему было неясно, как он сможет отправить двух женщин по морю, ощетинившемуся пушками, если начнутся военные действия. Разве что самому доставить их в хороший порт, самому попасть в плен и подвергнуть риску корабль.
Дети разделяли его тревогу, особенно Элизабет. Нисколько не испытывая жалости к своей кузине, она все труднее переносила ее присутствие в доме. Элизабет постаралась даже переехать в другую комнату, чтобы не быть соседкой Лорны.
— С вашего разрешения, отец, я буду жить в комнате моей матери до тех пор, пока у нас находится кузина, — сказала она Гийому твердым тоном, не терпящим отказа. — Я вернусь в свою комнату, как только она уедет…
Гийом не возражал. Он понимал тайную цель Элизабет: утвердиться, пока нет другой, в роли официальной хозяйки дома и таким образом пресечь всякую возможность претендовать на это с чьей бы то ни было стороны. В глубине души он ее одобрял.
— Пожалуйста, если это тебе доставит удовольствие! — сказал он. — Пора этой комнате ожить!
— Спасибо, отец! Этот переезд, может быть, заставит мисс Тримэйн поскорее выздороветь.
Она не верила в то, что Лорна была до такой степени больна, что не могла двигаться. Она догадывалась, что та хочет остаться в Тринадцати Ветрах. В этой демонстрации болезни была хорошая доля комедии, думала она.
Переезд девушки послужил поводом для организации своеобразной церемонии, великой жрицей которой стала кухарка. Убежденная в том, что призрак Агнес терзал «дочь другой», мадам Белек умножила молитвы, жгла свечи и курила ладан, который выпросила у аббата Гомена, молодого викария из соседней церкви, в комнате умершей, дабы успокоить ее дух. Она опасалась, как бы прежняя хозяйка не взялась за Артура…
Поэтому после того, как она помогла Лизетте и Белине по хозяйству, она отправилась за аббатом, чтобы он освятил комнату.
— Хорошо еще, — прокомментировал Гийом в беседе со своим другом Пьером, — что она не обратилась к монсеньору епископу Кутанса с просьбой прислать священника-заклинателя!
— Во всяком случае, это не могло бы причинить большого зла, — ответил врач, охотно присоединившийся к молебну, в котором участвовали все обитатели дома. — По крайней мере, твоя дочь будет хорошим переходом к появлению новой возможной владелицы поместья. Почему-то мне кажется, что ты об этом подумываешь со времени возвращения нашей обожаемой баронессы! — добавил он.
Тремэн пожал плечами, пробормотал что-то нечленораздельное и пошел наблюдать, как рабочие разбирают мусор от сгоревшей конюшни, но врач успел заметить, что он улыбался…
Элизабет поселилась в «прекрасной комнате».
Странная вещь, но с этого дня Лорна стала заметно выздоравливать. Кошмары перестали мучить ее во сне. Она меньше плакала, и приступы озноба стали более редкими, а затем и совсем исчезли. Атмосфера всего дома улучшилась. Столяры, маляры и обойщики, занятые ремонтом и ликвидацией следов пожара, работали, не заботясь об уменьшении стука молотков, и громко распевали песни.
Весна на улице вспыхнула, как фейерверк. Яблони, груши, вишни соперничали в цветении. Бледно-голубое утреннее небо становилось синим по мере наступления дня. Лес оделся в молодую листву, красиво сочетавшуюся с голубизной неба. Прилетели ласточки к своим старым гнездам, свитым под большой крышей Тринадцати Ветров. Было тепло и радостно…
Край возрождался. Угроза со стороны «поджаривателей ног»[18] — банды Марьяжа больше ему не грозила. Население охотно помогало жандармам, очищавшим леса от этих зловещих молодчиков. Однако Гийом и месье де Ронделер с большим трудом ограждали этих людей от мести крестьян: только очень высокие стены Ла-Уга могли спасти поджигателя Тринадцати Ветров, хотя из-за разбитого колена Кола большой опасности уже не представлял. Его должны были судить и после выздоровления отправить на каторгу.
18
«Поджариватели ног» — французские разбойники времен первой революции, которые жгли ноги своим жертвам.