Андервуд представил себе лабораторию, заполненную кланяющимися, молящимися, кричащими, фанатичными поклонниками, толпящимися вокруг, уничтожающими оборудование и, вероятно, пытающимися уйти с кусочками святой протоплазмы. Он нажал кнопку и яростно крутанул диск. Через мгновение на крошечном экране перед ним появилось лицо директора Бордера.
— Этот фанатик Хеннесси здесь. Я просто хотел узнать, что мне грозит за то,что я схвачу его за ухо и вышвырну вон.
Лицо Бордера стало бордовым от ярости:
— Только поробуй! Ты получил мою записку? Делай в точности, как я сказал. Это приказ!
— Но мы не можем продолжать эксперимент с кучей фанатиков, тявкающих у нас за спиной.
— Мне все равно, как вы это сделаете, Но вы должны дать им то, что они хотят. Либо так, либо сворачивайте эксперимент. Последний опрос, проведенный полмесяца назад, показывает, что они эффективно контролируют сто восемьдесят миллионов голосов. Ты знаешь, что это значит? Одно их слово Научному Комитету Конгресса, и все мы в мгновение ока вылетим со своих мест.
— А Комитет не боится, что в этом случае мы можем просто прихлопнуть эту штуку. Протоплазма просто тихо умрет, и тогда чему будут поклоняться эти птицы?
— Уничтожение государственной собственности может повлечь за собой смертную казнь, — зловеще сказал Бордер. — Кроме того, ты слишком ученый, чтобы сделать это. Ты хочешь довести дело до конца так же сильно, как и все мы. Если бы у меня был хоть малейший страх, что ты его можешь уничтожить, я бы вытащил тебя оттуда, уже давным-давно, — но у меня нет такого страха нет.
— Да, ты прав, но эти…
Андервуд скорчил гримасу, как будто пытался проглотить неочищенную устрицу.
Бордер кисло усмехнулся:
— Я знаю. Мы должны смириться с этим. Ученый, который хочет выжить в наши дни и в наш век, — должен приспосабливается к нашему обществу.
— Я отправился в космос, чтобы сбежать от этого общества. Теперь я снова в нем и мне гораздо хуже, чем когда-либо.
— Ну, послушай, Андервуд, почему ты не можешь просто построить что-то вроде балкона с пандусом, проходящим через лабораторию, чтобы эти Ученики Великого могли смотреть вниз в ванну? Вы могли бы накормить их в одном конце здания и выгнать в другом. Таким образом, это не будет сильно мешать вам. В конце концов, это продлится всего шесть месяцев.
— Когда Строид оживет, они, вероятно, захотят посадить его на трон с сияющим нимбом вокруг головы.
Бордер рассмеялся:
— Если он представляет цивилизацию, артефакты которой мы нашли на астероидах, я думаю, что он быстро позаботится о своих «Учениках». В любом случае, тебе придется сделать так, как они требуют. Это не продлится долго.
Бордер отключился, и Андервуд повернулся к вежливому Хеннесси, который сидел так, как будто его ничто никогда не может потревожить.
— Видите ли, — сказал Хеннесси, — я знал, каков будет результат. Я верил в Великого.
— Вера! Вы знали, что Научный Комитет поддержит вас, потому что вы представляете сто восемьдесят миллионов невротических психов. Что вы будете делать, когда ваш Великий проснется и пошлет вас всех к черту?
Хеннесси спокойно улыбнулся:
— Не пошлет, я верю.
6
Два дня спустя Андервуду позвонил Файф и попросил о встрече. Встретиться нужно срочно — это было все, что сказал ему Файф.
Археолог не знал о требованиях Учеников. Он был удивлен, увидев ведущееся строительство в большом центральном зале, где было установлено реставрационное оборудование. Найдя Андервуда с Илией в лаборатории, где те изучали пленки протоплазменного роста, он спросил:
—Что ты там строишь? Я думал, у тебя есть все оборудование.
— Памятник человеческой глупости, — прорычал Андервуд. Затем он рассказал Файфу о полученных им приказах. — Мы устанавливаем балкон, чтобы верующие могли смотреть вниз на своего Великого. Бордер говорит, что нам придется мириться с этой ерундой в течение шести месяцев.
— Почему шесть месяцев?
— Демарзул будет возрожден к тому времени, или мы потерпим неудачу. В любом случае, Ученикам придет конец.
— Почему?
Андервуд раздраженно взглянул на него:
— Если он мертв, им некому будет поклоняться. А если он выживет, то уж точно не будет иметь с ними ничего общего.
— Я мог бы спросить снова «почему», — сказал Файф, — но я сформулирую это так. Вы ничего не знаете о том, как он будет действовать, если выживет. А если он умрет, то станет мучеником, — возникнет новая всемирная религия, а всех нас, кто имел отношение к этому эксперименту и его провалу, сожгут на костре.
Андервуд отложил пачку пленок. Там, среди астероидов, он научился уважать мнение старого археолога, но Дрейер слишком большую ответственность возлагает на него, а зачем кстати он пришел?
— Так что ты пришел мне сообщить?
— Некоторые пластинки Строидов представляют собой небольшие металлические пластинки, молекулярная структура которых была изменена в результате воздействия звуковых волн. Ребята в лаборатории разработали устройство для прослушивания этих аудиозаписей. Мы действительно слышали голоса Строидов! По крайней мере, есть звуки, которые напоминают разговорный язык. Но это так к слову, ведь именно то, что мы нашли в письменных записях, привело меня сюда. Более восьмидесяти пяти лет назад на одном из астероидов Диккенсом, одним из первых исследователей в этой области, был найдено хранилище с металлическими пластинами. Они почти слились воедино, и молекулярные изменения были едва заметны из-за воздействия ужасающего тепла. Но нам удалось разделить пластины и перенести их записи в на новые листы. И мы смогли их прочесть. Теперь мы имеем удивительно полный раздел истории Строидов непосредственно перед их гибелью, и, если мы правильно прочитали, там есть удивительные вещи.
— Что это такое?
— Они не были уроженцами этой Солнечной системы. Они были внегалактическими беженцами, чей родной мир был разрушен в результате чего-то совершенно отвратительного. Тот, которого мы восстанавливаем, предвидел гибель мира и собирался обеспечить лишь свое личное сохранение.
— Но это только ваша собственная субъективная трактовка, — заметила Илия. — В тексте не может так прямо об этом говориться.
— Не может говориться? Эгоизм, абсолютное отсутствие заботы о ближних существах — все это семантически содержится в этих записях. И именно поэтому я более чем немного боюсь существа, которого мы оживляем. Кстати как оно развивается?
— Похоже, он проходит своего рода обычный эмбриональный рост, — ответила Илия. — До сих пор у него все характеристики млекопитающих, больше ничего пока сказать невозможно. Я не могу и не буду думать ни о каких других аспектах кроме медицинских.
— Ты должна! — Глаза Файфа внезапно загорелись, требовательные, непреклонные. — У нас есть новые предположения о морали этого Строида. Терри, возможно, был прав, когда настаивал на уничтожении протоплазмы.
Илья застыла:
— Какие предположения?
— Какой тип менталитета попытался бы сохранить себя в результате планетарной катастрофы, уничтожившей всех его современников? — спросил Файф. — Представь себе великий межзвездный конфликт. Враги выследили и уничтожили мир, в котором жил этот древний народ, погибли все, остался только этот единственный индивид. Вы понимаете значение этого? Если он выживет, он снова будет жить с той же ненавистью, порожденной войной, и жаждой мести, которая наполнила его, когда он увидел, как рушится его собственный мир!
— Но он же увидит, что все, за что он боролся, исчезло в прошлом, что прошли геологические века, — возразил Андервуд. — Кроме того, ты противоречишь сам себе. Если он был так равнодушен к своему собственному миру, возможно, его не интересовал конфликт. Может быть, он был величайшим гением своего времени и хотел только спастись от бесполезной бойни, которую он не мог остановить.