от шаги раздались уже возле киноаппаратной. -Закрыто, - послышался голос завхоза, - А что случилось, Алексей Дмитриевич? -Узнайте на вахте, кто брал ключ? - приказал главный инженер. Послышались спускающиеся шаги завхоза и звон ключей - судя по всему, инженер догадался захватить запасную связку. В аппаратной он пробыл недолго, после чего закрыл дверь и тоже пошел вниз. Влад стоял, покрывшись холодным потом и понимая, что случилось непоправимое. Тревожно глянули из-под козырька бейсболки Васькины глаза: -Застукали нас? -По полной программе, -упавшим голосом ответил Влад, садясь на какую-то трубу. Он достал сигареты, и они закурили, молча смотря на клубящийся в проникающих сквозь чердачные окошки лучах солнца, дым. -Пошли, -обреченно сказал Влад, бросая и затаптывая окурок. Ребята тихонько приоткрыли дверь и прислушались. На лестнице стояла тишина. Они спустились вниз, и Влад с замиранием сердца открыл дверь, ведущую на балюстраду. Там тоже никого не было. -Спускайся по лестнице вниз и выходи, будто идешь из туалета, -прошептал Влад, убедившись, что парадная лестница пуста. Он проводил Ваську до полпути, и уже собрался пойти в радиоузел, когда увидел стоящего на балюстраде главного инженера, который смотрел на него долгим тяжелым взглядом. -Молодой человек пусть идет, а вы зайдите ко мне, -мрачно проговорил инженер. Васька вскинул на Влада полный сочувствия взгляд. -Иди, -одними губами сказал Влад. Васька пошел вниз по лестнице, а он повернулся и понуро направился в кабинет главного инженера. Тот уже сидел за столом, погруженный в чтение какой-то бумаги. -Поднимитесь в помещение киноаппаратной большого зала и уберите следы своего пребывания там, - не поднимая взгляда, сказал инженер, -После чего, сдайте ключи и можете быть свободны. Завтра придете в десять часов в отдел кадров, напишите заявление и получите расчет. Влад, ни слова не говоря, вышел. Что значит спорить в такой ситуации, он помнил по Москве. В Ленинграде, очевидно, дела решались еще проще. 4. За окном стояло лето. Влад защищал диплом. После увольнения из ДК, им овладела полная апатия. Он занимался, как исступленный, прерываясь только для сна и принятия пищи. Его научный руководитель заметила, что если бы Влад так занимался все время, то вышел бы на красный диплом. Но ему было все равно - он оглушал себя занятиями, чтобы больше не хватало сил ни о чем думать. Но вот диплом был в кармане, и эта возможность исчезла. Надо было устраиваться на работу - деньги подходили к концу, а помощи ждать было неоткуда. Влад оттягивал поиски работы сколько мог, и вдруг, именно тогда, когда он понял, что еще неделя, и ему станет нечего есть, позвонил руководитель самодеятельности из бывшего его ДК. -Как у тебя дела? - спросил он, как ни в чем не бывало, - Работаешь где? Влад молчал, поскольку разговаривать ни с кем не хотелось, а бросить трубку казалось невежливым. Однако, тот истолковал его молчание по-своему: -Я не спрашиваю, где конкретно? Я спрашиваю, вообще работаешь? -Нет, - коротко ответил Влад. -А институт закончил? -Две недели, как диплом защитил. -Поздравляю. В театр звукорежиссером пойдешь? -Не мой профиль... -Да какая разница? У нас же справлялся вместо радиста. На своих мероприятиях я был тобой доволен. У тебя способность к этому есть. -Спасибо, Борис Петрович... Его забота тронула Влада, а особенно то, что тот не отвернулся от него после всего происшедшего. -Так я поспособствую, -заверил Борис Петрович, -Запиши телефончик... Да, самое главное - ничего не подумай и не чувствуй себя ничем обязанным. Мне просто жаль, когда хороший человек страдает от чьей-то твердолобости. Удачи. "Есть же все-таки настоящие люди, - подумал Влад, записывая номер, - Почему только они всегда в меньшинстве?" В театре его встретили хорошо. Что театр - это семья, и человек, попадающий туда, не может избежать всех нестроений, кем бы он не работал, Влад поймет позже. А первое время новая работа увлекла его. Когда он сел рядом со звукорежиссером на проводку спектакля, то сумел понять суть так быстро, что на втором акте они уже поменялись местами, и за пультом оказался Влад. Во всем происшедшем Влад винил только себя. Уехать в другой город, порвать с прошлым и опять угодить в ту же грязь. Сколько он еще будет страдать от самого себя? Все чаще вспоминал он слова тети Аси о природе человека, о подлинном и наносном. Вспоминал лица людей на ее похоронах и на похоронах своего отца, настолько отличавшиеся друг от друга, как будто это были люди из разного мира. Но ведь верила же она во что-то? А может, это что-то действительно рядом, надо только пустить это в свое сердце? Что искать истину в людской правде бесполезно, Влад уже понимал. Что принято у одних, того не приемлют другие, а третьи вообще не имеют об этом никакого представления. Должно же быть что-то единственное, заложенное в человеке самой природой? Влад ушел в созерцание, отрешившись от суеты мира. В свободное время полюбил гулять на природе, стал читать Достоевского, Толстого, Чехова, открывая их для себя заново. Опять вспомнил Галича и Булгакова, перечитав Мастера и Маргариту, и восприняв совсем иначе, нежели в детстве. Однажды, придя домой, он вошел в комнату тети Аси и снял с полки Евангелие. До Влада постепенно начинало доходить, откуда был в тете Асе тот самый внутренний стержень, благодаря какому она не боялась быть непонятой. У нее был другой Судья, один-единственный... Влад возвращался к чтению Евангелия неоднократно, и заметил, что происходит то же, что и с Булгаковым - спустя время, оно каждый раз воспринимается по-другому. Главное, что покорило его - это проходящая красной нитью безграничная любовь Христа к людям, достигшая апогея в распятии Себя на кресте за их грехи. С позиции любви стало понятно и то, что, следуя привычной логике, первоначально вызывало отторжение. Понимание приходило не сразу, а спустя какое-то время. Эти внутренняя борьба, приводящая постепенно к изменениям понятий, заняла у Влада не один год. Хотя, внешне он оставался самим собой. Театр, заинтересовавший его сначала, открыл во всей красе свой закулисный мир. Это было повергло Влада в уныние, но очень быстро он нашел там свое место, отказавшись от участия в "подковерной борьбе". Этим он снискал у кого неприязнь, у кого насмешку, а у кого молчаливое уважение. Но и одно, и другое, и третье оставило его равнодушным. Влад неожиданно заметил, что с тех пор, как в его душу стали входить другие понятия, отношение окружающих перестало быть определяющим. Не то, что ему стало на всех наплевать, но его перестало это трогать. Даже в том, что составляло главную "тайну" его жизни, постоянно преследовавший его ранее страх, что кто-то что-то узнает, стал уступать место сожалению - сам рассказал бы, да разве поймут? Он заметил, что скрывает это уже не из страха, а как бы щадя людей и не желая терять их для себя. Прошел один сезон, другой. Актеры полюбили его за покладистость и стремление всегда придти на помощь. Из всех звукорежиссеров, он был единственным, кого можно было попросить "репетнуть" музыкальный номер перед началом спектакля, даже если это не было выписано на доске режиссерского управления, или дать фонограмму немного иначе, чем значилось в партитуре. Его стали тихо недолюбливать коллеги, особенно после того, как одна актриса имела неосторожность вслух заметить, что он ведет спектакли лучше, чем другие, но Влад воспринимал их скрытые козни с улыбкой. При этом никогда не отказывался помочь и им - брал на себя самые трудные выпуски и ни разу не вступил в борьбу за зарубежные поездки. Это было главным камнем преткновения и среди актеров, и среди постановочной части, поскольку недельные гастроли обеспечивали полгода относительно сытой жизни здесь, по причине валютных командировочных. Хотя большинство относилось к Владу с симпатией, и Влад это знал, не чувствовать косых взглядов и скрытой неприязни он тоже не мог, и мир в душе часто сменялся раздражением и унынием. Влад ругал себя и реально чувствовал, что ему не хватает чего-то такого, что помогло бы не потерять в суете обретаемое новое мироощущение. Он опять вспоминал тетю Асю, ее слова о том чувстве, которое нельзя в себе культивировать, но можно открыть. Влад не мог сказать, что он что-то открыл, но чувствовал, что к нему стала возвращаться уверенность, которая исчезла после смерти отца. Откуда-то возникло ощущение невидимой поддержки, терять которое ему не хотелось. Но где найти то, что помогло бы в этом, оказавшись сильнее житейских неурядиц? Ему все чаще стало казаться, что полноценно можно сохранить это состояние в себе, только лишь изменив уклад жизни. Влад решил прийти в храм, чтобы обрести какую-то систему, которая укрепляла бы его стремления. Потребовалось немало времени, пока он постиг происходящее там. Мешал непонятный язык, отсутствие знания службы, но помогли все понять опять же книги, стоящие на полке в комнате покойной тети Аси. Влад стал воспринимать все осознанно, и обрел тем самым эту поддержку. Теперь ему хотелось идти дальше - он ощутил реально