яйничай, а я пойду, в магазин схожу, пока еще не поздно. -Не надо. Встретим тем, что есть. -А что есть? Даже шампанского нет. Я же не готовился встречать... Украшай елку, порежь то, что в холодильнике, я быстро, - сказал Влад, одеваясь. И выходя, уже у самой двери, добавил: -Никому не открывай без меня и не зажигай свет. -Я тут на ощупь все помню, не переживай, - успокоил его Венька. Когда Влад вернулся, елка была украшена, стол накрыт, а колбаса и сыр нарезаны тонкими ломтиками. Влад передал Веньке пакет с продуктами: -Тащи на кухню, разбирай. Он переоделся, и пройдя по квартире, тщательно задернул гардины на окнах. -Ну, расскажи, как дела? - спросил Влад, входя на кухню, -Как доехал? Где елку взял? -Скрысил, - засмеялся Венька, - Спилил, как в прошлом году, на Ржевке. -Ну, да, не на продажу же, - понимающе кивнул Влад, -Тебя не переубедишь. -Не... Я упрямый, - мотнул головой Венька. -Ну, а кроме шуток? - становясь серьезным, спросил Влад, - Как добирался? Что на работе сказал? -Сказал, что еду домой новый год встречать, а добирался на электричках. Уже не впервой. -От самой Евпатории? -Почти. Джанкой, Мелитополь, Запорожье. Потом надоело, да и холодно стало - договорился с проводником до Москвы. -А дальше? -На проходящем пристроился, там же, на Курском. Тоже договорился, не переживай, паспорт нигде не засветил. -Я не переживаю, ты с кем угодно договоришься. Обратно как думаешь? Венька опустил голову. -Владь, я не поеду обратно, - глухо сказал он. И по тому, сколько непоколебимости было в этих словах, Влад понял, что это не порыв, а твердое решение. -Ты спятил?- растерянно спросил он, уставившись на Веньку. -Я все знаю лучше тебя, - глядя на Влада пронзительным взглядом, ответил Венька, -но жить так больше не могу. Понимаешь ты - не могу?! Влад сидел, как оглушенный, и не знал, что сказать. -Я хочу быть с тобой, - тихо сказал Венька, -Живой или мертвый, но с тобой или около тебя. Глаза Влада наполнились слезами. -Если с тобой что случится, я себе этого не прощу никогда, - проговорил он. -При чем здесь ты?- вскинулся Венька, - Я сам накосячил в жизни, ты меня на это не подбивал. Ты все делал, чтобы меня вытащить, ты не пожалел последнего, ты... Его голос задрожал. -Ты дурак, - продолжал отрывисто говорить Венька, - Ты понимаешь, что для меня никто в жизни никогда ничего не делал? Я никому не был нужен... Меня никто никогда не любил! Владу вспомнились проводы Андрея в Америку и та же фраза, с надрывом выкрикнутая Леной: "Меня никто никогда раньше не любил!" И еще, слова завпоста: "Не опрометчиво поступили? Мы несем ответственность за тех, кого приручили..." Только сейчас Влад понял, как это страшно - разбудить в другом человеке чувство, которое тот раньше никогда не испытывал, и как ужасно, если не способен его защитить. Если бросаешь человека один на один с этим чувством, изменившим его, вырвавшим из привычного мира понятий, которыми он жил до этого. Жил и не знал, что такое бывает, и мог бы спокойно прожить всю жизнь. Пусть бы он так и не изведал его, но он не был бы обречен на страдания. -...Я с пяти лет убегал из дому, - продолжал говорить Венька, - Мать мужика приведет, они пьяные валяются, а я жрать хочу. Соседи подкармливали. Я ей нужен был? В школе тоже учителя как на выродка смотрели. Им я нужен был? Потом мать зарезал один по пьяни. Случайно ножом пырнул. Сам потом испугался, ментов вызвал. Меня хотели в детдом сдать, так тетка вывернулась... Ей я нужен был? Квартиру захотела оттяпать. Ты говоришь, я со всеми лажу, мне легко... Я тоже думал - так пофиг веник и жить надо. А тебя встретил, понял, что я просто для всех всю жизнь был чужой. Понимаешь ты - чужой?! Венька заплакал. -Не плачь, Лап, - тихо сказал Влад, - Я тоже всю жизнь был чужой. Чужой для своих родителей, хоть они меня кормили и не пили. Чужой в школе, в институте, хотя и приятели были, и все - как у всех. Да и в театре я, по большому счету, чужой. Я не страдаю, поскольку соразмеряю свои чувства с другим и не смотрю на себя чужими глазами, но, встретив тебя, понял, что этого мало. Должен быть все-таки кто-то один, который был бы не чужой, а для которого хотелось бы жить. Я долго не мог себе поверить, что ты - это тот самый, но сомнения ушли. Я даже не могу сказать - когда? Я почему-то пожалел, что расстался с тобой еще в парке, хотя ничего к тебе тогда не испытывал. Запал только на твои слова, когда ты спросил, одиноко ли мне? Потом наша случайная встреча на пляже, после которой не захотелось с тобой расставаться. Потом... Потом - не знаю, что потом и когда... Но понял, что ты мне не чужой. И не в смысле секса. Я понял, что ты мне дорог. -А ты... У тебя до меня... - поднял заплаканные глаза Венька. -Я понял, Лап. Да. Был парень. Можно сказать, с детства. Только он не гей. Я любил его. Мне казалось, что люблю, но на самом деле мы были просто близкими друзьями. Я в нем не чувствовал того, что почувствовал в тебе. Он сам и его семья были, пожалуй, единственными не чужими мне людьми все это время. -А где он сейчас? -Далеко. За океаном. Перед отъездом женился на девчонке и увез ее с собой. Похоже, они полюбили друг друга и пусть будут счастливы. - Я... У меня тоже много было, - признался Венька, - Первый раз отсосал в шесть лет. У мужика, что к мамке ходил. Потом в школе бывало. Когда к тетке переехал, пришлось затаиться. Городок маленький, меня убили бы там, если б узнали. Дрочил все время. А потом, когда об этом в открытую говорить стали, в Екатеринбург стал ездить. Там в клубе с пацанами познакомился. Тусовались на хате у одного мужика. Такое было... Как соседи терпели, не знаю. Мне все стало пофиг веник. Потрахаться - как поссать. Очко раздолбанное было - ведро со свистом пролетит. Потом, ты знаешь, слинял от тетки в Нижний, в Питер. Тут с мужиком познакомился, ты тоже знаешь. Когда к тебе в парке подошел - думал приклеиться, жить-то негде стало. А потом, когда ты меня на лодке катал, когда... Сам не знаю... Но со мной так в жизни никто не разговаривал. Я тоже вспоминал тебя потом. На пляж поехал зацепить кого-нибудь, а тут - ты. Я по жизни тебе обрадовался. Я клеить тебя не собирался - прогонишь, так прогонишь. А когда ты начал говорить, что тебе не надо просто так, а хочешь, чтобы было по настоящему, вдруг так к тебе потянуло, как никогда раньше не было. И поцеловать захотелось, хотя я по ходу не целуюсь, это все знают... На кухне воцарилось тишина, а за окном давно уже стемнело. -Который час?- спохватился Влад. Он вышел в комнату и посмотрел на часы, на которых было четверть двенадцатого. -Все, - сказал Влад, возвращаясь в кухню и включая свет,- Больше ни слова. Пусть у нас все будет как в прошлом году. Тащи в комнату свечи... Они засуетились, возвращаясь к прерванной подготовке, и едва успели все закончить, как из телевизора послышался бой курантов. Влад стрельнул в потолок пробкой. -С новым годом! - воскликнул он, разливая по бокалам пенящуюся жидкость. -С новым годом! - поддержал Венька, - За нас с тобой! Они выпили до дна и поцеловались. Все было, как год назад. Шампанское на голодный желудок сразу ударило в голову, и Владу захотелось забыться. Забыть все тревоги, беспокойства и волнения. Он наливал раз за разом и все под один тост: -За нас! И казалось, нет за окном слякотной зимы, нет жестокого и несправедливого общества, которым правят деньги и расчет, нет угроз, нет страха, нет ничего... Есть только он и Венька - такие разные, такие непохожие во всем, кроме одного - не чужие друг другу. Откровения на кухне внесли последнюю ясность. Теперь они знали друг о друге все, как есть, и это не отдалило их. Узнай Влад такое про кого-то другого, у него бы невольно возникло если не отвращение, то, по крайней мере, неприятный осадок, а Веньку ему хотелось жалеть. Хотелось взять на себя всю грязь, а его ласкать, как маленького, чтобы скорее все забылось. -А у тебя с тем парнем, как было? - спросил Венька, и чувствовалось, что бы не рассказал Влад, он ему все простит, как и тот простил ему. Влад рассказал. Рассказал все, как на духу - с чего началось, как продолжалось и чем закончилось, живописуя при этом в подробностях все забавы. -Старшой у меня развратник, - засмеялся Венька, -Кто бы мог подумать - в четырнадцать лет с мальчиком... Ужас! -А сам? Я в четырнадцать, а ты уже в шесть, у мужика... Фу, как это мерзко... -Сейчас вспомнить мерзко, а тогда прикольно казалось - здоровый дядька с писькой играть дает. Я ж не понимал ничего, - с грустной иронией сказал Венька. -Но он-то понимал. Честно, когда совращают детей, готов, не знаю, что сделать. Одно дело, пацана к пацану тянет - может, они от природы такие, но когда взрослый беззащитного ребенка, как материал для удовлетворения своей похоти использует... -Их надо убивать? -Зачем? Пусть живут. Достаточно сделать так, чтобы они не были социально опасны. Кастрировать таких надо принудительно, что и делается в цивильных странах. Говорят, некоторые даже сами приходят... -Ладно, Старшой, проехали. Что было, то было. И опять пришла ночь, полная