- Вот и наше святилище.
Янка благоговейно сделала несколько шагов вперёд и склонилась, потом зашептала что-то тихо-тихо, изредка взглядывая украдкой на Страна.
- И что же, богиня живёт тут? – изумился Стран.
- Да нет… - смешалась Янка. – Не знаю. Прилетает иногда…
На ровной стриженой лужайке, под шиферным навесом, на цельных гранитных постаментах, украшенных резьбою, высотою в метр, стояли деревянные и каменные изваяния. Навес и площадка были новенькие, а вот изваяния и постаменты оказались довольно древние. И скульптор был искусен. Несмотря на древность, они сияли отполированными боками, сверкали грозными очами-ониксами, на голове был вырезан каждый курчавый волосок, кольца в пупках и в носах были настоящими, медными, толстые рты выкрашены алым, а у скрещенных ног хороводили маленькие зверушки.
Ни уродливы, ни хороши. Стран не понял, откуда пришло ощущение времени и ощущение пустоты. Может быть, когда-то эти древние артефакты и аккумулировали в себе силу, но нынче от силы не осталось следа. Ушла, рассеялась в пространстве, или была высосана кем-то без остатка, до самого донышка. А излучаемое тепло исходило от подношений, согретых живыми человеческими руками.
Страну стало не по себе. И это – их знаменитые Боги, воплощённые в камне и дереве? Боги, на которых он рассчитывал? Боги, берегущие деревню? Холодные, напыщенные, пустые кубышки. И пустоголовые. Одним словом – деревянные идолы. Сдаётся ему, нет в них души, не осенены они знанием ни на грош. Только слабые следы молящихся и дары приносящих витают тут. Вот свежий букет незабудок, вот самодельные бусики из речных ракушек, вот искусно вырезанный из грибного нароста домик, вот глиняная фигурка собаки, вот колечко, вот два черепа на квадратике заячьей шкуры – наверное, от охотника. А вон на ветке дуба – платок шёлковый, поясок кожаный, ленты цветные. И даже куколка примостилась тут же. Они несут просьбу и дышат надеждой. А вот деревянные чурки – бесчувственны.
Идолище-пепелище.
Откуда он это знает? Странно, откуда он это чует? И какое отношение он мог иметь к идолищам в прошлом? Стран вздохнул: нет, не вспоминается. Так, приходят урывками какие-то нелепые кусочки. А мозаика не складывается.
Стран так и сказал Янке: нет, мол, в дереве и камне этом ни души, ни силы. Только память о земле, где произрастали, и о тех скалах, от которых откололись в незапамятные времена валуны. Если бы сила была, он бы обязательно её почуял. Янка побледнела, схватилась за голову и зашептала поспешно и испуганно: - Только молчи, Стран, миленький, пожалуйста, молчи, не то худо будет! Идём, идём отсюда скорее! А я помолюсь за тебя, чтобы простили…
- Очень уж вы к заговорам и поверьям склонны. И что, неужто веришь в сказки?
- Как не верить? Сказывают, они столько чудес в наших краях творили…
- Чудес нет, милая. То, что чудесами зовут, есть явления, непонятные уму. А любое явление имеет под собой подоплёку – физическую ли, биологическую, его можно научно объяснить. Ты в школе училась?
- Училась…
- И что же, ничему тебя не научили?
- Научили. Только Боги чудеса творят, надо лишь помолиться.
- Да нету чудес! – вспылил Стран.
- Молчи, молчи, тсс, тсс, миленький, пойдём, уведу тебя, сама потом замолю слова твои… - Янка бросилась к Страну на шею, обхватила в страхе, спрятала мокрое лицо на груди.
- Если я такой дурной, худо выражаюсь и думаю, что же ты, дурочка, за меня страдаешь?
- Потому что дурочка, - согласилась Янка, утирая слёзы. - А ты не дурной, ты беспамятный. Своего Бога забыл. Ну, ничего, время придёт – вспомнишь. Идём, - Янка взяла его за руку и повела, как детёныша, от святилища, хотя это он должен был вести её прочь.
Так, держась за руки, они и дошли до самого дома.
- Не беспокойся, – шепнул он ей. – Я покаюсь. Вот увидишь, ничегошеньки плохого не случится. Ты мне веришь?
- Ага, - Янка попыталась улыбнуться. – Верю.
«Ничего-то она не понимает, ничего не чувствует – и это не так уж плохо. А плохо, что себя защитить не умеет…»