После слов, сказанных главарем, двое, что стояли по его бокам, расступились, как бы беря меня в кольцо. Теперь все, без исключения, сидящие за столиками, медеяне, прервав разговоры, уставились в нашу сторону. Быстро пробежался глазами по залу. Ни особого возмущения, ни смущения, ни в глазах, ни в лицах, не заметил. Все словно чего-то ждут.
"Похоже, эти гоблины просто так не уймутся!".
— Ты не угадал, парнишка! У меня есть еще пара крепких кулаков и если ты не успокоишься, я задам вам всем троим хорошую взбучку.
После моих слов наступила мертвая тишина. Я не мог понять, почему даже при прямой угрозе эта троица не бросилась на меня, пока не уловил искру недоумения в глазах вожака.
"Вот оно что! Не вписываюсь в образ трусливого террянина. Забыл изобразить дрожь в коленках. Надо же!".
Противостояние явно затягивалось. Ситуация оказалась не той, на которую видно рассчитывали все присутствующие в баре. Чужак не заверещал от страха и не побежал сломя голову, зовя на помощь, а вместо этого спокойно сидит, да еще вдобавок нагло скалит зубы. Лезть на рожон молодняк явно не хотел, слишком странной и непредсказуемой оказалась жертва, но путь отступления был отрезан. За их спинами сидели соотечественники, наблюдавшие за происходящим.
— Мы тебя на куски порвем, тварь бледная, — шипящим голосом, наконец, заявил вожак.
— Это я уже где-то раньше слышал. Да и кто я такой, чтобы спорить? На куски, так на куски, — лениво протянул я, при этом сделал вид, что начинаю поворачиваться обратно к стойке, а сам, тем временем, молниеносно схватив со стойки тяжелую кружку и наотмашь врезал им по голове главарю. Тот охнул и начал заваливаться на бок, а в меня полетел кулак стоявшего слева молодого аборигена. Приняв удар на левую руку, с силой ударил прямым правой. Ноги нападавшего оторвались от земли, и тот, как мешок, грохнулся на пол. Последний оказался самым трусливым. Вместо того чтобы сразу напасть на меня, он судорожными движениями попытался достать из-за пояса, что-то наподобие короткой дубинки. Дал ему время достать ее, после чего врезал в челюсть. От всей души. В следующее мгновение он уже лежал, раскинув руки, на полу. Выпрямившись, я замер у стойки, настороженно ожидая ответной реакции посетителей. Сидящие за столиками люди, некоторое время, молча смотрели на меня, потом, как ни в чем не бывало, вернулись к своим спорам и пиву. Не дождавшись праведного лозунга народной ярости: "Чужие наших бьют!", расплатившись, я быстро покинул бар. Свежий прохладный ветерок приятно обвевал мое разгоряченное лицо.
"Японский городовой! Неужели проскочило?! Ни криков, ни воплей, ни сирен полиции. Это радует! Чувствуется высокий уровень цивилизации!".
Мысли и чувства, нахлынувшие на меня сейчас, после выброса адреналина, несли с собой чувство хорошо выполненной работы, которое вряд ли понял кто-нибудь из заласканных жизнью террян.
Глава 5
Следующий день принес то, от чего, как я думал, уже давно отказались в этих высокотехнологичных мирах. Меня вызывали на совещание. Только услышав это слово, сообщенное мне искусственным интеллектом отеля, я первым делом подумал, что неправильно понял его значение. Тут же потребовал уточнить его смысл, но к моему глубокому удивлению оказалось, что оно действительно соответствует своему значению.
Теперь я шел в конференц-зал отеля, с экзотическим названием "Серебряный лес", где должно было проходить это самое совещание.
"Чего они еще хотят от меня? Ведь Жорес четко определил для меня задачу. Или дело во вчерашней драке? Вряд ли! Не думаю, что бы ради этого собрали совещание. Может, нашли кого-то из землян? Впрочем, чего гадать, узнаю все на месте".
Занятый мыслями, я не заметил, как дошел вслед за голографическим стрелкой — указателем до широких дверей серебристого цвета, вся поверхность которых была покрыта россыпью узоров из переплетенных веточек с листиками и цветов. Переступив порог, я увидел, что такие же узоры покрывают стены небольшого овального зала, а те места, где падали потоки солнечного света, казались покрытыми искрящимся серебристым налетом. Посредине помещения стоял длинный, на вид массивный стол из темного дерева, окруженный с двух сторон такими же массивными креслами. Отделка спинок и сидений кресел повторяли рисунок стен. По самому центра стола проходила линия маленьких вазочек, в каждой из которых была своя индивидуальная композиция, состоящая из веточек и цветов. По одну сторону стола сидела группа террян, в урезанном составе, а на противоположной стороне четыре кресла занимали медеяне.
"Кстати, а где наша "золотая молодежь"? Как их там? Састин? И как его…? Морфа тоже до сих пор нет".
Громко поздоровавшись, сел рядом с Корном. Одного беглого взгляда по лицам присутствующих мне вполне хватило чтобы понять, радости от встречи друг с другом никто из присутствующих не испытывал. Даже стол выглядел как граница раздела двух вражеских территорий. Двое, из сидевших медеян были затянуты в мундиры, а двое других — в свободной, легкой одежде мягких, приглушенных тонов. Мои коллеги в своих ярких одеждах выглядели на фоне медеян, как группа молодежи, сорвавшейся с дискотеки, среди солидных представителей общества, собравшихся для делового разговора. Это так же подчеркивалось неестественной молодостью и легкостью фигур террян, чего нельзя было сказать об аборигенах, возраст которых явно соответствовал их внешнему виду.
Только успел сесть, как тут же поднялся, один из двух военных, судя по количеству нашивок, главный по чину. Коротко и сухо поприветствовав нас с прибытием, он начал с себя представлять членов комиссии. Сам он оказался "первым полицейским страны" или, если перевести на нормальный язык, министром полиции Медеи. Представленный следующим, военный, с подтянутой фигурой и строгим лицом, оказался командиром особого отряда, отвечающий за охрану полигона, где находился выход туннеля — пришельца. Третьим оказался высокопоставленный чиновник, являвшийся на этом совещании представителем правительства, четвертый медеянин — чиновник по особым поручениям министерства иностранных дел, отвечающий за решение проблем, которые могли возникнуть в процессе нашей миссии. Закончив представлять членов правительственной комиссии, "первый полицейский" дал слово нашей стороне. Лавиния встав, кратко представила присутствующих террян и меня, после чего последовал перечень задач, с которыми мы прибыли на Медею. Ее лаконичная речь была выслушана очень внимательно, но чем ближе она подходила к концу, тем мрачнее становились лица медеян. По ним было видно, то, что они слышат, им явно не нравиться. Дослушав до конца, члены комиссии несколько минут в полголоса совещались, после чего снова взял слово министр полиции. Его речь, начавшись от обвинений в непрофессионализме лиц, которые по его словам, фактически провалили расследование, закончилась завуалированным возмущением из которого можно было понять, что после топорно сделанной работы приехали эти типы и еще чего-то от них требуют.
Снова встала Лавиния. Судя по тому порывистому движению, прямо подбросившему ее с кресла, и легкому хлопку ладонью по столу, как бы призывающему к вниманию, она была зла. Позволив повисеть молчанию несколько секунд в воздухе, тем самым, концентрируя на себе внимание, она начала говорить.
— Вы указали нам на наш непрофессионализм, но почему-то ни слова не сказали о своих успехах! Что конкретно было сделано вами за эти десять дней, после получения от нас информации? — ее голос во время этой короткой речи звучал то язвительно, то резко и напористо.
— Все не так просто, как вам кажется. По информации, полученной от вас, а также по данным, полученным нами от осведомителей, мы очертили круг подозреваемых. Поэтому могу вас заверить, расследование идет полным ходом. Но мы не можем…
— Я просила — только факты! — ее слова, словно удар хлыста, ударили по медеянам. Их лица, до этого бывшие суровыми, теперь стали жесткими.
— Я еще раз повторяю! Все не так просто! Формула "арена — тотализатор — деньги", по которой вы предлагаете вести поиск преступников, выводит нас в высший свет нашего общества. Трое из владельцев арен заседают в Совете Кланов, не говоря уже об их связях в правительстве. Личность каждого из этих медеян требует тонкого и тщательного разбирательства. Следствие идет согласно букве закона и никто, вы слышите, никто не вправе упрекнуть нас в этом!