— Немного представляю, Сэм. Почти миллиард только на путные контрацептивы… и более половины — на абсолютно бесполезные патентованные средства.
— Ах да, вы же врач.
— В прошлом.
— Что станется с этой отраслью… и визгливыми моралистами, когда женщина будет одеваться исключительно по доброй воле, когда она будет иммунна к болезням… и изменится настолько, что будет желать половой близости с искренностью, не снившейся даже Клеопатре? Но любой мужчина, попытавшийся изнасиловать ее, моментально умрет, если она грокнет это, не успев даже понять, что происходит. Когда женщина освободится от комплекса вины и страха… но будет неуязвимой? Я гроша ломаного не дам за фармацевтическую промышленность. А что ожидает другие виды промышленности, законы, институты, убеждения, предрассудки и прочую чепуху?
— Я не грокаю в полноте, — признался Джубал. — Это затрагивает предмет, представляющий для меня весьма слабый интерес.
— Один только институт не будет разрушен. Семья.
— Вот как?
— Именно так. Вместо этого семейные отношения будут очищены, укреплены, они станут терпимыми. Точнее, это будут восхитительные отношения. Видите вон ту особу с длинными черными волосами?
— Да. Я уже имел возможность оценить их красоту.
— Она знает, что красива, и подросла на полтора фута с тех пор, как мы начали посещать церковь. Это моя жена. Чуть больше года тому назад мы грызлись между собой, как две остервенелые собаки. Она ревновала… Я был невнимателен. Она мне надоела. Да мы оба друг другу надоели, и только дети удерживали нас от развода. Они и ее одержимость. Я знал, что она не позволит мне уйти без скандала, и что мне не хватит духа вторично жениться в моем возрасте. Поэтому я прихватывал на стороне, когда бывал случай. У профессора много соблазнов, хотя частенько это выходит боком. Рут тихо бесилась. А иногда — не тихо. А потом мы пришли в церковь. — Он счастливо улыбнулся. — И я влюбился в собственную жену. Сейчас она у меня на первом месте.
Сэм говорил, сидя вполоборота к Джубалу, слова его терялись в шуме. Его жена сидела далеко от него. Вдруг она подняла голову и отчетливо сказала:
— Это преувеличение, Джубал. Я у него месте на шестом.
Муж обернулся к ней.
— Убирайся из моего мозга, красотка! У нас мужской разговор. Удели-ка лучше внимание Ларри. — Он бросил в нее хлебным катышком.
Она остановила его на полпути и метнула назад.
— Я уделю Ларри все внимание, которого он заслуживает… но позднее. Джубал, этот грубиян не дал мне закончить. Шестое место — это прекрасно! Потому что до нашего прихода к Майклу моего имени в его списке вовсе не значилось. За двадцать лет совместной жизни я ни разу не поднималась до шестого места.
— Дело в том, — спокойно сказал Сэм, — что мы теперь истинные супруги, и супружество это куда сильнее, чем могло быть в прежние времена. Мы пришли к этому через обучение, где кульминацией было взаимное сближение с другими такими же обученными. Семейная жизнь каждого из нас ограничена нашей маленькой группой. Обычно супругами бывают официально зарегистрированные пары. Иногда — нет. И если нет, то смена партнеров происходит без сердечной боли и приводит к более теплым отношениям «разошедшихся» супругов, как в постели, так и вне ее. Никаких потерь, обоюдный выигрыш. Черт возьми, пары образуют не только мужчины с женщинами. Возьмем Доун и Джил. Они грокают друг друга почище акробатической команды.
— Хм… Я-то думал о них как о женах Майка.
— Они в равной степени жены каждого из нас. И Майк не более принадлежит им, нежели прочим. Майк делит себя со всеми и обычно бывает слишком занят, чтобы уделять кому-нибудь особое внимание. — Сэм помолчал. — Если уж и говорить о ком-то как о жене Майка, так это Патти. Хотя она всегда настолько занята, что их отношения скорее духовные, нежели физические, Патти с Майком слишком активны, когда приходится уминать матрац.