Григорий захлопнул за собой входную дверь и не стал включать свет. Глаза все еще гудели после рабочего дня. Он оставил портфель в коридоре, снял и повесил пальто. Потянулся к шее и не с первого раза понял, что на нем сегодня нет шарфа. Встал напротив зеркала и снял часы. Ему было тяжело без света различать свое отражение, но так его силуэт не расплывался в отражении, словно масляное пятно на воде. На него смотрел гладко выбритый мужчина с редкой сединой в волосах. Он читал усталость на своем лице и глубокую пустоту в глазах. Выцветшая рубашка мешковато висела на плечах, а брюки подпоясывались ремнем, выдавая под собой болезненную худобу. Он слышал хриплый шум своего дыхания и ритмичное тиканье часов. Его указательный палец дотронулся до нижнего века и оттянул его. Темное пятно глазницы стало больше, и он почувствовал свое прикосновение. Он старался не моргать как можно дольше, сильно сдавливая оттянутую кожу. Наконец он отпустил, закрыл глаз и поймал пальцем теплую слезу, которая сбегала по щеке. Он разделся в темноте, лег на диван и начал смотреть в потолок, слушая отдаленные склоки соседей и завывания ветра на улице.
Внезапно послышалась тихая мелодия, доносившаяся из коридора. Придя на звук, он увидел входящий звонок от сестры.
– Алло, Гриша, привет. Слушай, можно у тебя будет остановиться через пару дней? Я проездом буду в твоих краях.
– Да, привет Анжел, знаешь, у меня сейчас ремонт, наверно не получится, извини. У тебя все хорошо? А то на меня тут столько всего навалилось, что даже не представляешь, я последние несколько недель…
– Блин, жалко… у меня хорошо, Миша обживается в школе, пока тяжело, конечно, в новый коллектив вливаться. Андрей все время на работе, первое время говорит очень много надо освоить из внутренней кухни. Ну а я все дома, привожу в порядок квартиру. Соседи по вечерам спать не давали вчера, не выспалась. Здесь просторно очень, мне одной тяжело справляться со всем. Непривычно вот так на себе целое хозяйство держать, конечно помогают мне мальчики, но пока они на работе и в школе, чувствую себя одиноко, понимаешь?
– Конечно! Ты у нас редко сама по себе бывала, постоянно в окружении толпы людей. Но вы сделали правильный выбор, что переехали за город. Все же лучше для всех.
– Ты правда думаешь, что это хороший выбор? Конечно, работа хорошая, да и в школу мы отдали Мишеньку в хорошую. А как же я? Что мне теперь сидеть и ждать их всю оставшуюся жизнь?
– Не жди, зачем же, разве тебе нечем себя занять, кроме как присмотром за домом? Ты же столькими вещами увлекалась?
– Да, но это когда было? Я уже лет десять только и знаю, что приготовь еду, помоги с уроками, постирай мне на завтра рубашку. Я их люблю безумно, Гриш, но без них я тут как в клетке.
– Ну тут я тебе ничем помочь не смогу, прости. Разве что посоветую найти себе занятие по душе или взяться двумя руками за хозяйство.
– Какое хозяйство, Гриша, ну ты издеваешься что-ли? Я только после замужества и готовить, и гладить училась. Кто бы меня учил, а? Ты все на работе был, а мама с папой была все время, ни у кого не оставалось времени, чтобы мне показать, помочь, подготовить как-то…
Речь сестры плавно перетекла в несвязный шум, от которого опять заболела голова. Григорий лег обратно на диван, положил телефон на пол, включив громкую связь и принялся безуспешно массировать виски.
– Анжел, прости, я сейчас по дому кое-что делаю, давай завтра созвонимся?