– Что вы такое говорите, нас же могут услышать! Неважно что мы думаем, неважно что произошло и почему нас разлучили. Нельзя высовываться, нельзя говорить против официальной версии.
– Почему же, за нами больше никто не следит. Сейчас реабилитируют все новых и новых пострадавших от репрессий. Возможно, в этих списках можно найти и ваших родителей?
На секунду лицо Светланы Михайловны смягчилось, и она взглянула на Григория с призрачной надеждой. Он улыбнулся в ответ и хотел было продолжить с ней разговор, как вдруг резко все переменилось. Она оскалилась на него, зашипела, что её так просто не проведешь и что ему лучше уйти и не мешать ей работать. Григорий тяжело вздохнул, встал и направился в коридор. Собрав свои вещи, он увидел на тумбочке карандаш, взял его и написал на одной из газет сайт, на котором публиковали имена и фамилии реабилитированных политических заключенных. Светлана Михайловна выпроводила его на лестничную площадку и, громко хлопнув дверью, закрыла ее на все замки. Краем глаза она увидела заметку, которую ей оставил Григорий. Испугавшись, она оторвала кусок газеты, разорвала его на мелкие кусочки и бросила в унитаз. Смыв воду несколько раз, она открыла кран в ванне и села на стульчак. В тишине ее пыльной квартиры раздавался лишь шум потока воды, заглушавший всхлипывания пожилой женщины.
Григорий, добравшись наконец до своей работы, непривычно долго ждал автобуса на остановке. Докурив вторую сигарету, он наконец увидел маршрутку, но войдя не узнал никого из присутствующих. Сонные пассажиры не обратили на него внимания, а сам же он лишь подумал, что это всего лишь признаки его обычной усталости. Поднявшись на этаж и войдя в офис, в глаза вдруг непривычно ударил яркий свет. Мимо бегло сновали его коллеги, а работа кипела. Григорий дернул к себе руку и взглянул на часы. Секундная стрелка не двигалась, и он вспомнил, что уже неделю не заводил их. Он подкрутил барашек и вновь посмотрел на застывшее лицо циферблата. Постучав по треснутому стеклу, он понял, что уже ничего не добьется и проследовал к своему столу. Однако там его ждала совсем непонятная картина: стенки были украшены фотографиями неизвестных людей, повсюду были разбросаны бумаги, а на стуле висело короткое, женское пальто. Он вновь сверил номер на столе и увидел уже ставшую родной сотню. Со спины его окликнула девушка, подошедшая с чашкой кофе в руке.
– Здравствуйте, вам помочь?
– Доброе утро, это вообще-то мое рабочее место…
– Вы меня, конечно, извините, но этого не может быть. Я тут недавно, но мне сказали, что этот стол никем не занят и я тут уже неделю. Да и вещей здесь никаких не было, так что я как видите уже обосновалась.
– Как это вы здесь работаете, я еще вчера – Григорий обернулся и увидев свет в кабинете начальника, решительно направился к нему. Дверь распахнулась и на него уставились возмущенные глаза пожилого мужчины с густой бородой.
– Александр Петрович, что за дела? Почему кто-то работает на моем месте? Все номера же закреплены за работниками!
– А, Гриша, ты решил появиться на своей любимой работе? Если ты не появляешься на рабочем месте больше, чем 3 дня без уважительной причины, по трудовому договору мы имеем право расторгнуть его в одностороннем порядке. А ты пропал на добрые две недели. Мы пытались дозвониться до тебя, но никто не брал трубку. С коллегами ты не общаешься, никто не знает, где ты живешь. Мы были вправе сделать то, что сделали, любой простой в нашем деле непростителен. Ты же понимаешь.
Он понимал. С каждой секундой его видение ситуации прояснялось. Он постоял в кабинете еще с минуту, неловко извинился и положил свой пропуск на стол. Начальник говорил что-то, но Григорий уже не слышал его слов. В его душе воцарилось умиротворение. Наконец он почувствовал полную свободу. Тяжесть, которая как будто давила на него все это время, пропала, он встал прямо и расправил плечи. Работа, которая была для него последним островком стабильности в творящемся вокруг хаосе, оказалась именно тем последним и самым увесистым кирпичиком этой ноши. Он не видел противоречий, не пытался цепляться за порядок, который давала ему работа. При желании он мог бы, конечно, убедить директора восстановить его в должности. Он мог бы рассказать о рабочей этике его коллег, о неравном распределении задач между коллективом, смакуя каждого из них. Он понимал, что без него работа наверняка будет делаться плохо и что его уход губительно скажется на бизнесе, о котором так печется его начальник. Но он не хотел бороться. Он больше не хотел бороться. У него не осталось ничего, что стоило бы таких усилий.
Дойдя до остановки, Григорий решил не ждать автобуса и пошел пешком. Впервые за долгие годы, ему некуда и незачем было торопиться. Утро выдалось солнечное и перед появлением толп, собирающихся на работу, хотелось насладиться хрустом тающего снега под ногами. Он глубоко вдыхал свежий, морозный воздух и наслаждался каждой секундой дарованной ему свободы, которая так долго ускользала от него. Подойдя ко входу в метро, он заметил цветочный ларек, который обычно был закрыт, когда он ехал на работу. На витрине красовались корзинки с цветами, приуроченные скорому празднику 8 марта. Он взглянул на одну из них и горько усмехнулся. Продавщица помахала ему рукой, сделав знак, чтобы тот уходил и возвращался, когда они откроются. Григорий кивнул и одиноко проследовал вниз по лестнице ко входу на станцию.