И лицо Клеманс снова озарила та чуть озорная улыбка, с которой она всегда произносила имя мужа, только теперь это уже не вызвало у Филиппины раздражения.
– Вот оно как… а я почти ничего не знала, – с сожалением промолвила она. – Слышала только, что ваш развод проходил трудно и твой муж вел себя отвратительно, но без всяких подробностей. Почему ты мне никогда ничего не рассказывала?
– А ты меня ни о чем и не спрашивала, Фил. Вечно сидишь, уткнувшись в книгу, и витаешь в облаках. Да я и сама предпочитаю забыть то время, слишком дорого мне все это обошлось. Нужно было уйти от него гораздо раньше, но я трусила…
– Нет! Тебе ведь хватило мужества сопротивляться и развестись. Надеюсь, он взял вину на себя?
– Ох, все было так непросто! Это ведь я покинула супружеский кров. Но мой адвокат провел дело гениально: обвинил Этьена в патологической ревности, жестоком обращении и запугивании, а поскольку ни детей, ни общего имущества у нас не было, суд вынес постановление о разводе очень быстро.
Рассказывая все это, Клеманс продолжала печь вафли и протянула еще одну Филиппине.
– Потом в моей жизни появился Люк, и это стало настоящим чудом, – весело продолжала она. – А уж когда родились двойняшки, счастливее меня не было женщины на свете. Мне повезло как никому!
Филиппина скептически поморщилась. Быть сиротой, приемным ребенком, а потом женой такого жуткого мерзавца, как Этьен… ничего себе везение! Хотя, конечно, теперь-то Клеманс по-настоящему счастлива во втором браке, в своем материнстве. То есть именно в том, чего Филиппина никак себе не желала. Со двора донесся шум мотора; женщины насторожились, и Клеманс бросилась к окну.
– Это Люк! – с облегчением выдохнула она.
Неужели они теперь так и будут пугаться каждой машины, подъехавшей к шале?! Это было бы тем более глупо, что в свой первый приход Этьен наверняка проделал конец дороги пешком, – ведь они тогда не услышали шум мотора.
– Займусь-ка я ужином, – решила Филиппина.
Ей вдруг ужасно захотелось, чтобы Виржил поскорей вернулся и обнял ее, но он позвонил днем и предупредил, что, скорее всего, вернется довольно поздно. Виржила уже знали далеко за пределами их региона, и он был очень востребован: некоторые пациенты хотели, чтобы их оперировал только он и никто другой.
Отвернувшись от Клеманс и Люка, которые, как всегда вечером, нежно обнялись, Филиппина начала изучать содержимое холодильника.
Обсуждение плановых операций вылилось в бурную дискуссию. Виржил отказался срочно заняться тяжелым переломом, который сначала хотел взять на себя. Он только что завершил сложнейшую операцию больного, чье нестабильное состояние сильно озаботило всю хирургическую бригаду, а ему еще предстояло до конца рабочего дня вправить вывих бедра.
– Ты всегда хочешь работать с одними и теми же, – упрекнул его один из хирургов. – А мы любим Себастьена не меньше, чем ты. Почему бы тебе время от времени не менять анестезиолога?
Виржил слегка улыбнулся, делая вид, что согласен, но все же бросил в ответ:
– У каждого из нас свои привычки.
– Да ладно тебе! Просто не хочешь менять состав команды победителей, верно?
– Верно. И тем не менее напоминаю вам, что на прошлой неделе я оперировал с Тьерри.
Сквозь общий хохот присутствующих пробился чей-то голос, напомнивший:
– Просто Себастьен был в отпуске!
Таким образом, Виржил изменил два пункта в графике операций, не меняя при этом имен. Доверие к Себастьену позволяло ему оперировать спокойно, что не всегда удавалось с другими анестезиологами, и поскольку на Виржила возлагали самые сложные случаи, он полагал, что имеет право выбирать себе помощников. Хотя он очень редко злоупотреблял прерогативами главврача, и все это знали.
– Ладно, – сказал он, бросив взгляд на стенные часы, – если ни у кого больше нет вопросов, я пошел; мой рабочий день еще не закончен.
Он вышел из комнаты совещаний и направился в операционный блок, сосредоточившись на вывихе и надеясь, что ему удастся с ним справиться. Пациент был молодым, здоровым парнем, который жестоко покалечился при спуске с горы. Перед собранием Виржил осмотрел его: больной явно надеялся, что быстро встанет на ноги. Однако, даже если операция пройдет удачно, бедняге придется дней десять пролежать на вытяжке, потом пару месяцев проходить на костылях и лишь затем начать реабилитацию. Мало того, что у него пропали каникулы, – он рисковал пропустить целый триместр занятий. И вообще – что ему понадобилось на черной трассе [8] в первый же день пребывания в горах?! При этой мысли Виржилу ужасно захотелось посвятить все следующее воскресенье горным лыжам. Каждую зиму они с Люком усиленно тренировались, чтобы не потерять форму и сохранить квалификацию хороших лыжников. Это теоретически могло предохранить их от несчастных случаев. Конечно, при условии, что они не стали бы лихачить, как мальчишки, но уж это – как получится…
8
Черная горнолыжная трасса – спуск высокого уровня сложности, в отличие от зеленой (для начинающих), синей (низкого уровня сложности) и красной (среднего уровня сложности).