Просыпаться не хотелось. Мне снился идеальный сон — Альберт и Бали. Эх, так бы и спала, утонув в грезах.
— Ма-у, — потянулся рядом Бас, переворачиваясь на спину, — выспа-а-алась?
— Вроде бы да, — тоже потягиваюсь. — Нашего зайца не стащили? Перекусить не мешает перед дорогой.
Интересуюсь не просто так, ведь на ужин мы оставили большую половину зайца, а учитывая внезапных гостей, мы могли остаться голодными. Но мои опасения были напрасными — недоеденный заяц был на месте, и рядом с остатками костра лежала немаленькая горка орехов, ягод, каких-то корений и плодов.
— Подноше-е-ение, — кивнул Бас на орехи. — На-а-адо пое-е-есть. Ско-о-оро в доро-о-огу.
Молча согласилась и мы быстро разделались с остатками зайца. Из подношений зверей Бас выбрал себе какие-то корешки, а я ягоды, орехи и фрукты. Остатки сложила в сумку.
Стоило только мне закрепить шлейку на Басе, как к нам дружным шагом со всех сторон ринулась уже знакомая толпа зверья.
Эх. Хочешь не хочешь, а выполнять обещания надо. Посмотрела на их лохматые мордочки, вспомнила, как освежевала зайца, и пожелала всем собравшимся никогда не попадаться в лапы охотникам и вообще любому из людей. Все-таки мы, люди, существа жестокие, убивая, выбираем не худших, а лучших.
В грезах.
Быстрее, быстрее, быстрее. Ох, зачем же здесь так много ступенек? Хоть бы не упасть. Она так обрадуется! Она должна увидеть, какая я красивая. Я обязательно должна ей показать. Они такие красивые! Такие мягонькие, такие пушистые, такие миленькие.
Я в спешке перепрыгиваю последнюю бледно-розовую мраморную ступеньку и со всех ног мчусь через просторный холл к эркеру, где уже стоит новогодняя красавица. Огромная, до самого потолка, вся в огнях и игрушках. Какие же они красивые. Когда смотришь в них, все вокруг становится таким сказочным, волнующим, сияющим. Ох… Я с трудом отрываю от елки глаза и бегу дальше.
Мама стоит у окна. Какая она красивая. В красном длинном платье с длинными распущенными волосами. А как она пахнет! Я так люблю ее запах — сладкий, слегка щекочущий, напоминающий теплый вечер в нашем саду.
— Мама! — кричу я, мечтая только о том, чтобы она сказала, что я самая красивая. — Посмотри на меня. Мама, я Ангел! — мне так хорошо, так хочется подпрыгнуть и взлететь, как будто мои крылья настоящие.
— Откуда это? — голос мамы резкий, ее лицо почему-то белое и какое-то странное, как будто это не мама, а страшная снежная королева, которая увезла Кая.
Мамочка, что с тобой? Мамочка, почему ты так странно смотришь на меня?
— Тетя Лина принесла, — запинаясь, растерянно отвечаю я.
— НИКОГДА! — мама одним рывком сдирает с меня крылья, отчего лямки больно впиваются мне в плечи. — НЕ! СМЕЙ! НАДЕВАТЬ! ЭТО!
— Мамочка… — испуганно бормочу я. Слезы уже наполняют мои глаза, и странно исказившееся бледное лицо мамы расплывается. — Мамочка…
Я чувствую, как она резко дергает меня, и лямки ангельских крыльев еще больнее обдирают мне кожу на руках…
Резко распахиваю глаза и чувствую, как бешено колотится мое сердце. Трудно дышать.
Где я?
Вокруг темно. С трудом понимаю, что это был сон, сон-воспоминание. Такое далекое и такое странное. Выдыхаю и стараюсь успокоить биение сердца. Как давно все это было. Мама. После ее странного поступка я, тогда еще совсем маленькая, долго не могла успокоиться, и мы сидели вместе, рыдая. Мама обнимала меня, сквозь слезы просила прощения и повторяла как заведенная: «никогда, слышишь, никогда, я не отдам тебя ему». А ночью я долго не могла уснуть, мне было очень страшно. Страшно от того, как изменилась мама. Я так и не смогла понять, что я сделала не так, почему она накричала на меня и почему сломала крылья. Они же были такие красивые… Я просидела полночи, забившись в угол плача. Тогда я так ничего и не смогла понять. Я и сейчас не понимаю ее реакции. Прочему она так отреагировала? Это же были просто игрушечные крылья…
Бас, проснувшись, повернул ко мне голову и, удивленно посмотрев, спросил:
— Пор-р-ра-а-а?
— Нет, — нежно погладила я своего кота, — спи. Думаю, мы уже достаточно далеко, чтобы больше не спешить.
В Шоуненском лесу.
Небольшой, засохший и скрученный листок спокойно лежал среди своих таких же собратьев. Но Альберт безошибочно выбрал именно его и, поднеся к носу, глубоко вдохнул. Маленькое размазанное бурое пятно на листе — ее кровь. Он чувствовал это. Перед его взором предстал момент, как Яна со злостью сдирает шкуру с зайца и не замечает, как зацепает ножом собственную руку. Как тут же одергивает ее и, ругаясь, прикусывает пораненный палец. Как осматривается вокруг и, срывая лист ближайшего куста, оборачивает его вокруг пальца и перевязывает тут же сорванной травинкой. Как, разделав зайца, осторожно снимает подвявший листок и, убедившись, что кровь больше не течет, бросает лист с разорванной травинкой на землю.