- На Юрия было пасмурно, должны быть дожди...
Иван Чумак объявил тут приятную новость, что он с Остапом Герасимовичем и с другими прихожанами вчера ходили к батюшке, имели разговор с отцом Онуфрием, просили освятить хлеба. Завтра после богослужения пойдут на поля, - порадовал он соседей. Все с вниманием прислушивались к его словам. С важными людьми знается Иван Чумак, приятельствует, тоже печется об общественном благе. И уж деда Ивка теперь мало кто слушал, когда он объявил, что пересохли бочаги.
Прозрачная, легонькая тучка, как дымок, как клубочек, реяла на востоке. Все взгляды с надеждой тянулись к ней, следили, как разматывалось белое полотнище, отделялось, плыло над полями, лесами, протянулось над рекой. Туманилось небо, затягивалось новыми пепельными тучками, что уже застлали окоем, бросили тень на долину, разбухали, разрастались, нависали над землей, тяжелые, отрадные...
Сколько переживаний, волнений испытали в эти минуты человеческие сердца, трудно рассказать. Затаив дух, следили люди, как находили долгожданные тучи. Боялись слово проронить. Густой, душный ветер поднялся над долиной, затем повеяло прохладой, дети, почуяв свежий ветерок, завизжали, запрыгали. Все село, казалось, повыходило из хат, толпилось на улице, с мольбой смотрело на небо, тревожилось: не обойдет ли долгожданная туча Буймир?
Захар наставил чуткое ухо и уловил - гремит...
Вдалеке глухо пророкотало - это уже все услышали. Прояснились лица.
- Гремит...
- Куда он идет?
- Идет за ветром.
- Минует...
- Наш дождь с другой стороны.
Со взгорья видно далеко. Над Пслом, перед Буймиром раскинулись широкие просторы лесов, полей и лугов. Докуда хватает глаз, буйно колышутся под ветром ярко-зеленые густые хлеба на землях Харитоненки, вовремя посеянные по свекольному полю. Крестьянские полоски завяли, позасыхали; покрытые реденькими всходами, узенькие, они просят дождя, может, тогда отойдут.
Острые, пытливые взгляды пронизывали глухие громады туч, словно старались проникнуть в неведомую злую или добрую волю, которую можно умилостивить молитвами, упросить.
- Над Сумами и Лебедином идет дождь.
- Минует Буймир...
- Крылом зацепит.
- Собака траву щиплет.
- Ветер может повернуть.
- До Ильи дождь идет против ветра, а после Ильи - за ветром.
- Псел почернел, вода похолодала...
Говорили вполголоса, словно боялись рассердить, вспугнуть тучу, непонятную и привередливую, чтоб не обошла Буймир стороной. Туча густела, распласталась на все небо, расправила над Пслом крыло. По черному небу ручьями спадали пепельные полосы, тяжелые, угрожающие. Кое-где посыпался град, выбьет поле... Молния прорезала черную тучу, ослепила глаза, беспрестанный грохот, то стихая, то нарастая, глушил головы. Набежал ветер, пригнул дерево, заломил солому на хате, застлал свет пылью.
Татьяна Скиба, а за ней Чумакова Лукия со страхом метнулись к хатам, вынесли рогачи, кочерги, положили накрест против своих дворов, чтобы, сохрани боже, град не побил поля, огороды и, случаем, не осиротил людей. Вся улица была застлана крестами. Туча надвигалась, расползалась, большие холодные капли застучали по земле, взбивая пыль. Сухая земля от жары заскорузла, задубела, перемучилась и теперь жадно вбирала, пила животворную влагу, распаривалась...
Люди радовались - пуды на землю падают...
Иные недоверчиво замечали: поздно, не поможет...
Обильный дождь скоро прошел, туча разошлась. Мелкий, тихий, теплый дождичек, как сквозь сито, еще сеял на землю, но сквозь мглу уже пробивалось солнце. Земля набухала.
Промокшие счастливые деды вытирали бороды.
Сбегали, журчали звонкие ручейки.
Весело лаяли собаки.
На Псле помутнела вода.
Запрыгали обмытые дождем жабы, блестя на солнце.
Дети в восторге шлепали по лужам.
Взыграла земля...
Земля парила...
Млела...
19
В лесу бодрая прохлада и полумрак, знойные солнечные лучи сюда не проникают. Под ветвистыми дубами, кленами собрались заработчики. Горластые полольщицы разбрелись по лесу с песнями, выкриками. Мастер Нарожный, человек средних лет, но уже с поседевшими висками, сидит в кругу пожилых людей, которые курят махорку, ведут обыденные разговоры. Сквозь просветы виден и луг, где в сочной зелени вьется заманчивая синяя река Псел. Ложбиной, сквозь густой орешник, пробираются молодые заработчики, которых привел Павло. Тут и поденщики и строковые, среди них Маланка, Одарка, Максим Чумак, Гнат Стриба. Все хорошо знают мастера, часто с ним встречаются по работе. Когда люди боятся спустить с горы громоздкую молотилку или тяжелый паровик, всегда зовут на подмогу Юрия Ивановича. Приветливый, добрый в обхождении, он всегда растолкует что к чему, - с открытой душой человек. Полюбился он людям за живой нрав, веселую шутку не даст никому унывать.
В экономии не одна молотилка, надо наладить, проверить, чтобы все машины были исправны в молотьбе. Если поломается что, мастер Нарожный в кузне сам сделает. Подучивает и других. Как пошли сложные машины, экономия каждое лето выписывает мастеров с завода.
Павло уже давно с мастером сдружился, много чего перенял от него, но не все это знали.
Заработчики окружили мастера, дичившиеся девушки сбились в сторонке. Пожилые люди расселись на пеньках и внимательно слушают такие необычайные для них слова.
Нарожный заговорил о народном бесправии. Крестьяне должны быть равны со всеми, освобождены от всех податей, и пусть помещики вернут награбленные трудовые деньги, то есть выкупные... Надо, чтобы в селах правили сельские комитеты.
Много чего слышал Захар от сына, да сын всего не досказывал. Захар догадывался, а теперь воочию увидел, от кого набрался ума Павло. Заветные крестьянские думы, чаяния услышал Захар в словах мастера. "Чтобы люди отобрали у помещиков землю..." - даже в пот ударило. Что, если кто услышит, дознается? Мастер призывает сокрушить царские троны... Вокруг, правда, сидит, слушает свой, батрацкий, народ. Но Захар чувствует себя так, словно все перед ним идет кувырком, поляна кружится, перевертывается, перекатывается. Странные перемены совершаются вокруг - то ли в лесу, то ли в людях, то ли в самом Захаре...
- Товарищ Нарожный!.. - Этот привычный, будничный голос заставил Захара прийти в себя: Грицко Хрин обращался к мастеру. Люди вытаращили глаза: Грицко Хрин человек бывалый, разве он не знает, как к кому обратиться? - А вы скажите, товарищ Нарожный, куда деваются наши подати?
Не один Грицко Хрин спрашивает - всем неймется узнать, доведаться, куда идут трудовые крестьянские копейки. Каждый год с каждого села собирают немало, ведь страна необъятна! Все ухватились за эту мысль - это же куча денег! И вот люди узнали удивительные вещи. На один царский двор тратится больше народных денег, чем на все народное просвещение! Мастер не только рассказал, но и прочитал людям тайную книгу...
Это и Захар скажет: село живет в темноте, отец, сын и он не учились нигде, в Буймире школы нет, на всю волость одна школа, тысячи крестьянских детей надрываются для панов - тут не до просвещения...
Мастер Нарожный рассказал, как царь душит родное украинское слово, чтоб легче было держать народ в темноте и покорности, и так же поступает в отношении других - белорусов, поляков, грузин. А сломать шею правителям и панам мы сможем только совместно с русским народом, который также стонет от царского гнета.
Еще узнал Захар: хоть у Харитоненки больше земли, чем у крестьян целой волости, однако Захар платит с десятины подать вдесятеро большую, чем помещик! Это уж даже не укладывалось в голове! Но мастер Нарожный привел печатные цифры из тайной книги.
Немало дум в голове у каждого родила лесная беседа. Захара одно занимает: он никак не поймет и спрашивает мастера, - правда, вопрос его, может быть, проще, чем вопрос Грицка, тот, видимо, бывал в людях, - у правителей сила, войско - как же люди с вилами против войск пойдут? Вот ведь задавили тех крестьян, что восставали против панов, разбивали экономии.