Надсмотрщика так назвать!
Может быть, какая-нибудь полольщица когда-то и хотела уважить надсмотрщика, принесла в подарок курицу, яиц, сметаны - что ж тут постыдного?
Веселая обработка свеклы в этом году у полольщиц!
А у надсмотрщика?
А то и совсем девушки ничего не делают - стоят спокойно, беспечно, играют сапками, переговариваются, перебирают новости, обсуждают девичьи тайны, смеются над надсмотрщиком. Переутомились, мол, поясницы болят! Пересмеиваются да перекликаются, нежатся на солнце.
Лучше бы Пугача палкой огрели, чем заставляли терпеть такое издевательство.
Конечно, откуда бы знать надсмотрщику, что такое "итальянская забастовка"?
И чему только не научит людей мастер Нарожный!
6
Добросельский и исправник хмуро слушали взволнованную речь Чернухи. Эконом сопровождал свои сердитые жалобы настойчивыми требованиями помощи, охраны, наказания смутьянов.
О всем позоре, который Чернуха вынес, он не сказал - не допускало положение, не хотел унижать себя в чужих глазах. "Мирные переговоры" - так глумливо называло село эти посещения. Но про разбой на полях, разгон поденщиков, уничтожение машин и убытки, нанесенные крестьянами экономии, Чернуха рассказал и потребовал расправы с бунтарями.
Для исправника и земского в жалобах Чернухи не было ничего нового. Такие жалобы приходилось выслушивать ежедневно. Один ли Харитоненко в уезде? Что могли поделать против беспорядков генерал Глазенап, граф Капнист, князь Щербатов? Разве не взывают о помощи Ковалевский, Величко, Каминский, Мокшицкий, Булатович, Войнич, Шидловская, Романова, Гладкова, Баранова, Буланович? Исправник и земский сбились с ног. Угроза экономиям нарастала, распространялась на весь уезд. В эти тревожные дни на земском и исправнике лежит тяжелая ответственность. Землевладельцы шлют жалобы губернатору, в министерства. Им пришлось бросить имения на произвол судьбы, уездные власти бессильны помочь, охранить собственность, пресечь смуту. Губернатор делает выговор за бездеятельность, нераспорядительность, неумение усмирить бунтарей. Разве в уезде одна экономия, одно село? И разве есть у исправника, земского войска? И без того не рассмотрено до десяти тысяч судебных дел, негде держать арестованных людей, а каждый день прибывают новые, дела все запутаны, бунтари опытны. Пока следователь распутает, прокурор ломает голову, как кого судить, предусматривает ли статья 269 эти преступления или нет?
Все это наводит исправника и земского на мысль, что силой, расправой огня не зальешь.
Надо, чтобы землевладельцы пошли на уступки селам, не раздували огня. Они убедились в этом и скрепя сердце дают Чернухе добрый совет, но тут же с неприятным чувством отметили: не гласным ли Деркачом навеяны эти мысли? По крайней мере, их советы что-то очень уж походили на мнение известного в уезде земского деятеля либерала Деркача.
Чернуху задело за живое. Он пришел за вооруженной силой, а не за советами. Добропольем, конечно, владеет не Чернуха, но распоряжается он, и ему хорошо известно - землевладельцы тут ни при чем! Прокламации! Да. Бунтовщики! Чернуха советовался с Харитоненкой, и оба пришли к этому выводу. Откуда взялась забастовка? Разве села знали, ведали? А помощь забастовщикам - по образцу рабочей кассы - откуда взялась? А разгон штрейк... то есть поденщиков? Советуют увеличить плату? Чернуха усмотрел в этом удивительную неосведомленность в хозяйственных делах. Поденщиков хоть пруд пруди, свободных рук множество, и набавляй цену? Хотят перевернуть вверх дном все хозяйство? Идти против здравого смысла? Спокон веку оплату устанавливали по наличию свободных рук на рынке труда. Думают угомонить бунтарей рублем? А на что нагайка? Пусть летит экономия под откос, как полетели машины? И никакой кары, расправы, все сходит безнаказанно? Так завтра село пойдет с косами и вилами на Лебедин! Будет громить дворянские гнезда! Разве не известно - напав на экономию вдовы Булатович, бунтари напялили на кочергу генеральский мундир, носили по улице, били палками, развлекали народ, потешались... Очень беспечно чувствуют они себя, не боятся ни власти, ни полиции.
Не имея помощи, экономия была вынуждена набавить оплату, идти на явные убытки, чтобы не погубить урожая. И что же, сильно помогло? Об "итальянке" не слышали? Новость! Мало того, что ничего не делают, - плати. Откуда взялось? Сами выдумали? Заводские повадки! О Нарожном не слышали? Прокламации, ораторы... Хотят захватить всю землю, и оплатой их не удовлетворишь. А тем временем основа благополучия страны - крупное землевладение - распадается, экономия несет большие убытки. Разве на следующий год посеешь столько свеклы и зерна? Будут ли заводы работать на полный ход? Своевременно запашешь, обработаешь землю? Посеешь, уберешь? Разведешь столько же скота? И этот приходится сбывать! Село хочет захватить плодородное Доброполье, разрушить культурное хозяйство. Да. Чернуха имеет полномочия от Харитоненко заявить... Чернуха вынужден подать подробную опись самоуправства и разбоя в экономии - при полном бездействии и отсутствии помощи уездных властей.
Чернуха держался с земским и исправником энергично, решительно, чувствуя за плечами всесильную руку Харитоненки.
И уже не старшина вызывает людей в волостное правление на расправу, а старшину вызывают, и уже Калитка стоит около порога, хлопает глазами, мнется и не смеет сесть... В присутствии набилось полно народа, сельский комитет разместился за столом, милая сноха Орина насмехается над свекром неприкрыто, бесстыдно. Калитка долго уклонялся, сердце чувствовало опасность, но Грицко Хрин пригрозил: силой приведем. Как арестанта привлекли к ответу.
Захар сурово спрашивает старшину:
- Куда девал книги недоимщиков?
Хотел Калитка поднять на смех этих чудаков: разве они властны над старшиной? Только государева рука да еще, правда, земский может стереть в порошок старшину... Лицо его набухает, багровеет, как бурак, выражение меняется против воли, старшина пытается засмеяться, но это не так-то легко. Дрожат холодные губы, не отваживается, что ли? Человек не простой старшина, при медали, чего он будет смеяться? Чтобы не подумали - по глупости смеется, ни с того ни с сего будет фыркать? Раньше-то он, может быть, не колебался бы. Достаточно было старшине только усмехнуться, как все село захлебывалось хохотом, лица сразу веселели, весь мир бросало в смех, боялись недосмеяться или пересмеяться, чтобы вдруг не угодить старшине.
А теперь старшина не осмеливается и на свет глянуть веселыми глазами. Не то угрожающе, не то испуганно посматривает он на сельский комитет, да больше всего неловкости испытывает перед снохой, перед сторожем Сидором и перед сватом Чумаком, которые когда-то дрожали перед ним. Руки старшины нескладно движутся, мысли разбегаются, путаются. Калитка переводит беспомощный взгляд на царский портрет во весь рост, который висит над сельским комитетом, набирается духу и неожиданно гаркает:
- Вы чего тут засели?!
Здоровенный тумак по загривку - Грицко Хрин не любит шутить напоминает старшине, где он, и что он, и как надо вести себя с честным народом. Хотел было Калитка обидеться, призвать людей к порядку, да сообразил, что защищать его некому. Мамай с Морозом спрятались, Чумак дышит враждебным духом, вокруг одни недруги. Калитка вдруг страшно ослаб, обмяк, покорно подчинился, открыл ящик и достал книгу. Ужасную книгу, которая отравила людям жизнь, измучила сердца, позорную книгу, которая тревожила сон, вытягивала жилы, высасывала кровь, ненавистную книгу, от которой при одном воспоминании о ней человека бросает в дрожь.
После минутного колебания Захар мстительными пальцами захватил середину книги и вырвал с потрохами. Все присутствующие, в первую очередь сельский комитет, накинулись на зловещую книгу, начали раздирать, рвать в клочки, а затем бросили в огонь. На тяжкую казнь вызвали Калитку - на глазах спалили книгу власти его над людьми.
Орина напомнила еще о книге воинского набора (о Павле, должно быть, тревожится) - люди схватились за эту мысль. Калитка достал и эту государеву книгу. Ее постигла та же участь. Разорвали и сожгли все книги, казенные бумаги, квитанции, протоколы, чтобы не осталось никакого следа, никакой памяти о волости, о власти над людьми.