Выходит, ждали явно не их, хотя…
- Капитан, чуешь?
Убрав Вереск за спину, водитель натужно втянул воздух в широкую грудь.
- Запах гниения сбивает, но, думаю, там есть что-то ещё, - он указал на прутья.
- Значит, всё-таки ждали нас.
Майор поморщился. Прильнув вплотную к решетке, но стараясь её не касаться, он потратил толику умения и усилил им луч фонаря, который осветил укутанный тьмой подвал.
- Ба! – охнул капитан. – Вон они все…
- Не тронь, - майор резко ударил по руке напарника, который подался вперёд и едва не коснулся прутьев. – На то и расчёт.
Две пары глаз рассматривали сложенные в углу подвала тела. У кого-то из бойцов не хватало рук, у кого ног, оторванная голова лейтенанта лежала на коленях его прислонённого к стене тела. Невидимые обычным зрением, от слишком хорошо сохранившихся трупов, отходили тонкие пульсирующие нити.
- Питается ими, - прошептал капитан.
- И подпитывает – мы не единственные кто успел заглянуть на огонёк, смотри, - он указал на две лужи густой слизи, подле которых валялись потрёпанные берцы.
Не желая расходовать умение, майор перестал подпитывать свет фонаря, и в этот же момент из самого дальнего угла подвала послышалась возня, и из темноты, опасливо ступая, вышла заплаканная босоногая девчушка, лет десяти, одетая в потрёпанную, местами порванную цветастую юбку, излохмаченный подол которой она нервно теребила испачканными в грязи пальцами.
- Вы пришли за мной, чтобы отвезти к маме и папе? – тряхнув рыжими кудрями, боязно просипела она, щурясь от тусклого света фонарика и оставаясь в полумраке.
Напарники недоумённо переглянулись.
***
Шуршащая под ногами листва назойливым шорохом заглушали перебранку мыслей, раздиравших сознание путника, одна часть которого требовала ускорить шаг, а вторая – немедля вертаться назад. Вернуться он не мог – ему было некуда возвращаться. Теперь его дом бескрайние чащобы этого глухого края, до которого, видать, тоже дотянулась вездесущая длань правителя стольного града.
Мглистое осеннее небо нависало над полуголыми кряжистыми дубами, меж которых мелькнула белая тень, и тут же растворилась за приземистыми кустарниками лещины, ещё не утратившими пышный лиственный покров. Бредущий по лесу старик покачал головой, поправил худую котомку за плечами и посильнее укутался в потрёпанный временем серый плащ. Крепкий и кряжистый, он горбился, опираясь на посох с окованным концом, и нарочито низко склонял голову, желая казаться меньше, но это получалось с трудом - в миг возможной опасности, странник распрямлялся как струна, готовый разить супостата посохом, сжатым в пальцах, которые были больше привычны к рукояти меча, нежели к дубовой палке.
- Не наигралась?
Его вкрадчивый голос взъерошил листву лещины, заставив преследователя выйти из укрытия. Белоснежная волчица встала напротив путника. Недовольно рыкнув, она развернулась и побежала вперёд, готовая в любой момент предупредить человека об опасности или броситься в бой, если сочтёт, что встречи с опасностью невозможно избежать.
Старец огладил седую бороду, довольно хмыкнул. Много зим назад он подобрал замерзающего волчонка, мать и братьев которого разорвал загулявшийся шатун. Альбиносу удалось выжить благодаря окрасу шерсти – опьянённый запахом крови медведь не заметил раненного малыша, забившегося под корягу, недалеко от берлоги, где издыхающего волчонка и нашёл идущий по лесу путник.
Волчонок вырос, превратившись в опасного хищника, не раз выручавшего своего спасителя. До волка у старика были и другие спутники, но именно к бегущему впереди зверю его сердце прикипело так, как ни к кому ранее. Потому особенно горько было понимание, сколь коротка тропка их совместного пути, который рано или поздно прервётся и ему придётся искать себе нового спутника. С каждым разом делать это становилось всё тяжелее, словно привычные законы мироздания подверглись изменениям.
Отогнав дурные мысли, старец ускорил шаг. Загребая ступнями опалую листву, он спешил туда, откуда веяло обречённой безысходностью и сквозило едва различимым пониманием – он не успел. А если бы успел – смог бы один противостоять многим? Он знал ответ, что смог, но вот решился бы? Прикусив губу, путник прикрыл веки, давая покрасневшим глазам отдых. В нос тут же ударил запах моря, ушей коснулся шум волн, бьющихся о борта дракарра, и назойливый крик чаек, ладони вздрогнули от брызг пенящейся стихии, которой в заповедных чащобах нет и не могло быть.