Стряхнув с себя наваждение, ходок вышел на широкую поляну, глубоко вдохнул и тут же надрывно закашлялся, чем привлёк к себе внимание волчицы, метнувшейся к человеку. Зверь мотал головой, ища опасность, но не увидел угрозы и вопросительно взглянул на спутника, который с трудом унял кашель и утёр пепел, редкими хлопьями оседавший на морщинистом лице.
Скользнув взглядом по поляне, старец убедился в том, что чувствовал последние несколько дней – он опоздал. Одно из последних капищ, укрытое в глухих лесах, за непроходимыми дрыгвами-болотами, сожжено. Изображения всех одиннадцати богов не просто выкорчеваны и подожжены, как это случалось ранее. Массивные деревянные чуры, вырезанные из широкий стволов, что смогут обхватить только несколько человек вместе, нещадно изрублены и скиданы в огромные костры, которые чадят гарью не первый день.
- Изверги!
Старец сжал губы, желая сплюнуть, но удержал себя, не решившись осквернить разорённое капище.
Неспешно шагая меж выгоревших кострищ, он не опасался внезапного нападения – лес за многие верста отсюда был пуст. Случившееся произошло несколько дней назад, и тати давно покинули ненавистное место, желая получить обещанную князем награду.
Заныло под ложечкой.
Старцу нестерпимо захотелось навестить обезумившего правителя, а значит: вновь вступить в стольный град покорителем и освободителем. Он мотнул головой – в одну реку не войти дважды. То, что смог он сделал - посадил потомка Сокола на престол. Остальное не его забота. Давешний зарок, данный в смертный час, требовал иного. Старец не мог ослушаться.
Нужно было найти того, кто помогал княжеским гридням находить потаённые капища. Но старцу до сих пор не удавалось сделать это – лиходеи каждый раз умудрялись опережать его на несколько дней.
И вот опять! Путник сжал кулаки. К горлу подступила горячая волна, хотелось крушить и сметать всё на своём пути. Вместе этого он подошёл к центральной яме – единственное, что напоминало о некогда стоящем тут чуре. Изображение Праотца выкорчевали, а в яму испражнялись, да столь усердно, что едкий душок до сих пор бил в нос, перебивая чад кострищ. Но память о предках не в ямах, где стояли изваяния и не в самих изваяниях. Память оставалась в людях, а сила пращуров в земле, на которой живут их потомки.
Среди выжженной травы, выруленных на опушке деревьях, которые так же покидали в костры, практически в центре пепелища возвышался единственный не затоптанный росток дуба, едва достающий до колена путника. Старец подошёл к символу возрождения, который сумел пережить случившееся поругание, присел подле ростка и с уважением проговорил:
- Молодец, сумел выстоять!
Морщинистые пальцы бережно стёрли пепел с листвы, росток качнулся к незваному гостю, словно натерпевшийся бед малыш, желавший прильнуть к груди взрослого и разрыдаться. Старик взволнованно посмотрел на мелькавшую меж деревьев тень – волчица что-то унюхала. Затем снял с плеча худую котомку, неспешно развязал, распахнул края плаща и, достав нож из ножен на поясе, выудил из котомки краюху хлеба, отрезав горбушку, затем бережно положил её подле ростка.
- Угостись, сиротинушка. Расти, помни и неси память следующим поколениям.
Нараспев проговорил он, после чего поспешно вернул нож на пояс, а оставшийся хлеб в котомку. Бегло пробежав взглядом по уничтоженному капищу, осмотрев подлесок, старик не увидел волчицы, которая с момента спасения не отходила от человека ни на шаг, кроме времени охоты. Но сейчас было не до охоты. Точнее, им нужно было выследить татей, а не гоняться по леса за зверем.
Раздавшийся издали вой заставил старика пошатнуться. Донёсшийся до старика волчий зов не сулил ничего хорошего. На его памяти волчица никогда не выла, тем тревожнее была разносящаяся по округе песнь.
Странник рванул с места. От напускной дряхлости не осталось и следа. По лесу бежал не старик, а умудрённый опытом воин, легко огибающий деревья и перепрыгивающий кочки и поваленные стволы, то и дело норовящие зацепит полы плаща.
В уши ударил звук несуществующего рога, всплески далёких волн заставляли ускорить шаг, рёв давно мёртвой дружины за спиной и лязг их обнажённых мечей будоражили кровь, вынудили её вскипать. Всё как встарь.
Желая вырваться из навалившегося на плечи морока воспоминаний, бегун ускорился. Он уже давно не предводитель ратей, молва о приближении которых заставляла дрожать от страха самых смелых отчаянных рубак - врагов, которые при нынешнем князе расплодились на земле предков.