По дороге к моему дому мы все молчали. Было очень странно, что мы и в самом деле совершили нечто незаконное, но ничего особенного из-за этого не чувствовали. До самого последнего момента все казалось просто шуткой, которая может и оборваться. А теперь все свершилось. И самое странное было сейчас в том, что я фактически не ощущала никакой мстительности по отношению к Шерри, ни кому-либо еще. Не было у меня и ощущения, что фильм этот – моя личная собственность и его надо защищать. Ведь еще до того, как мы кончили над ним работать, всякие чувства к нему у меня начисто пропали. Смерть Винкина и все мои беды с Оуэном на корню уничтожили то страстное ощущение соучастия, которое в других условиях непременно превалировало бы над всем остальным. И если бы мне пришлось сейчас отвечать на суде, почему я этот фильм украла, я бы даже и не знала, что ответить.
Но как только мы вырвались на шоссе и помчались по окраинам Лос-Анджелеса, потом за его пределы в сторону Сан-Бернардино и далее к пустыне, я сразу же впала в эйфорию. Наконец-то мы уже в дороге. У всех здорово поднялось настроение. За рулем сидел Эльмо. Его большая шляпа сдвинулась на одно ухо. Винфильд со всей своей энергией откупоривал пивные банки и заглатывал их содержимое. Оживился даже Джо. Время от времени он встряхивал свой шейкер с мартини и вглядывался внутрь сосуда, чтобы убедиться, не осталось ли там хоть немного вина. Когда мы отъезжали от моего дома, сосуд, видимо, был налит до самого верха, потому что и сейчас в нем было немало. Джо наклонился вперед и болтал с моими полуночниками о бейсболе. Взглянуть на эту часть их жизни никто из них меня ни разу не пригласил. Разговор о бейсболе у них получился очень серьезный.
А «кадиллак» тем временем несся по шоссе со скоростью не менее девяноста миль в час.
Когда сияние огней над Лос-Андлежесом скрылось за нами, я почувствовала, что засыпаю. Я забралась под зеленое пальто Джо и погрузилась в покой, так и не закрыв глаза. Мимо промелькнул дорожный знак на Риверсайд, и мне вспомнились все наши с Оуэном ночные приезды сюда. Но никакой боли эти воспоминания у меня не вызвали, совершенно никакой. Я замерзла, но никто из моих спутников, по-видимому, холода не чувствовал. Закрывать верх у машины мне не хотелось, потому что при открытом верхе я могла удобно лежать на кожаном сиденье и разглядывать звезды, похожие на крохотные точечки, разбросанные по всему небу. Меня очень удивляло, что мужчины могут вот так сразу позабыть все на свете, кроме бейсбола. Голоса у них были такие серьезные, так хорошо смодулированы, даже с каким-то научным оттенком. Время от времени Джо с любовью поглядывал на меня. Он был счастлив, очень-очень счастлив, потому что мы взяли его с собой, но голова его была целиком поглощена разговором. Так оно и должно было быть, иначе мне стало бы не по себе. Я прижалась к нему поплотнее, забилась в его пальто и заснула.
ГЛАВА 10
Я проснулась тепленькая, как поджаренный тост. Стоял серый рассвет. Вместо пальто Джо на меня была накинута дубленка Эльмо. В машине никого, кроме меня, не было, но мотор был выключен, а верх – поднят. И то, что мне было так тепло, объяснялось просто – работал обогреватель.
Я выглянула в окно и увидела всех своих трех спутников. Они выстроились в ряд у края очень пустой дороги и писали. Винфильд пил пиво даже писая. Поскольку стояли они ко мне спиной, я вдруг вспомнила трех знаменитых обезьянок. Потом Эльмо и Винфильд почти одновременно сделали такое забавное, чисто интуитивное движение, которое свойственно мужчинам, когда они снова втискиваются в брюки. Джо продолжал стоять. На полу у моих ног валялся пустой шейкер для мартини.
Эльмо заметил, что я за ними наблюдаю и засмущался. Они с Винфильдом стояли возле машины и дрожали от холода, пока к ним не подошел Джо. После чего все трое сели в машину.
– Ну ладно. Мы чуточку разгрузились перед завтраком, – сказал Эльмо.
Винфильд не произнес ни слова; очевидно, настроение у него сейчас было не самое веселое. Джо тоже выглядел далеко не прекрасно, хотя его положение было еще более двусмысленным, чем у Винфильда. А у Винфильда был такой вид, будто его сейчас будет тошнить несколько часов подряд.
– Доброе утро, – сказала я. – Где мы?
– Это Смурр, – ответил Винфильд.
– Не поняла, простите?
– Смурр, – повторил Винфильд. – Долбаный Смурр.
– С Винфильдом так рано разговаривать не стоит, – сказал Эльмо. – Только зря дыхание портить. У него мозги еще три или четыре часа работать не смогут.
– Наглое вранье, – изрек Винфильд. – Она меня спросила, где мы, и я ей ответил. И не моя вина, что она про Смурр в Аризоне ничего не знает.
– Выпустите-ка меня снова, – сказал Джо. – Мне не надо было бы сразу садиться в машину.
Они выпустили Джо, и он завернул за машину, чтобы его вырвало на дорогу.
– Дядюшка Джо еще умеет пить, – сказал Эльмо. – Выпил бы я столько, сколько он, я бы стал импотентом не меньше чем на месяц.
– Ты и станешь импотентом от всех своих крепких напитков, – сказал Винфильд.
Эльмо усмехнулся.
– По утрам он всегда ехида, – сказал Эльмо. Джо вернулся к машине. Выглядел он слабым, но явно лучше. К этому времени серое небо просветлело, пустыня стала видна четче, хотя она все еще оставалась темной. Словно кто-то фокусировал свет над Вселенной: сначала слабое серое мерцание, потом почти мгновенное потемнение земли на фоне неба, а затем над всем возникла восхитительная ясность, которая все увеличивалась по мере того, как свет с неба переливался на землю. Вскоре можно было разглядеть дорогу, простиравшуюся перед нами на много миль вперед по бескрайней пустыне. Из-за отсутствия солнца небо сверкало как ледяное. А потом его нижний край вдруг стал оранжевым.
– Ну что же, – сказал Эльмо. – По крайней мере, никакой полиции не видно.
– Еще не успели, – сказал Винфильд. – Пока еще Эйб не сообразил, что его обокрали. Сейчас только пять утра. Вопрос в другом – где бы нам хотелось быть через четыре-пять часов?
– Плохой вопрос, – сказал Эльмо. – Начиная с этого Смурра, не знаю ни одного места, куда бы можно было добраться за пять часов и где бы мне хотелось быть.
Слушая, как разговаривают между собой Эльмо и Винфильд, невольно начинаешь вспоминать беседы давно женатых стариков. Эти двое дружили так давно, что у них уже выработались свои собственные законы поведения.
– Старина Винфильд – просто параноик, – сказал Эльмо. – Он слишком много написал телесценариев. Он считает, нам следует побыстрее проскочить в Мексику. Я на этой дороге остановился только потому, чтобы здесь вдали от всех можно было поссать, срыгнуть, и все такое прочее. А ведь она ведет прямо в Моногиту, а это одно из тех мест, куда полиция никогда не забирается. Потом мы можем дня три-четыре покрутиться по Соноре и Чиуауа. И если мы не помрем от дизентерии или нас не схватят в сражениях из-за наркотиков, то мы, скажем, смогли бы вернуться в Техас где-нибудь возле Эль-Пасо.
– Мне вовсе не хочется где-то крутиться три или четыре дня, – сказал Джо. – Честно вам говорю. Я готов на что угодно, только не на это.
– Ну ладно, я только подумал, что мы можем делать все, как положено по жанру, – сказал Винфильд. – Я надеялся увидеть пару мексиканских деревень и расширить свои познания, или как там еще говорится.
– Я тебя отсюда выпущу и ты можешь сам по себе бесплатно поездить на попутках, – сказал Эльмо. – Я совсем не горю желанием ехать в Мексику на этой розовой тачке – любой напористый сквалыга нас сразу же заметит и выдаст. А еще тебе взбредет в голову купить наркотики, и тогда нас всех схватят.
– Сидеть в мексиканской тюрьме ничем не хуже, чем работать на Серджио, – произнес Винфильд. – Я этого психованного трахаря просто боюсь. Когда в последний раз мы для него работали, он меня чуть не пристрелил, ты помнишь? Он тогда выхвалялся своим проклятым шестизарядным револьвером.
– Может, нам всем лучше поехать в Италию, – сказал Эльмо. – Джо с Джилл могут выступить как наши посредники. Черт побери, Джо знает стиль Серджио не хуже нас с тобой.
– Могу поспорить, что знаю! – сказал Джо. – Еще как знаю!