— Вы что, хотите до Иордана добраться?
— Пока нет. Но при случае попробую.
— И думать забудьте.
— Билли. — Брэкетт пропустил мимо ушей его совет. — Когда она была у «Джими»?
— Не помню.
— Поздно или рано?
— Поздно. Ага, точно поздно.
— Очень поздно?
— Да. Часов около четырех утра.
— Ты с ней говорил?
— Нет. Она заскочила на минутку. Как бешеная была.
— И ушла?
— Да.
— Одна?
— Нет. С одним типом. Он вроде посредника. Курьер.
— У Иордана?
— Ага. Верно.
— Значит, ушла с ним?
— Да. Заскочила в уборную и тут же смоталась. Минут через десять.
— А курьер этот? Раньше ты его видел?
— А как же. Тысячу раз.
— А его как зовут? Не знаешь?
— Вы очень любопытны.
— Да, все так считают. Так как же?
— Джо. Джо Большой Город.
— Странное имя. А фамилия у него есть? У тебя — Кент. А у него?
— Конечно. У всех есть.
— Уж не Лумис ли?
— Точно. — Билли уставился на него. — Точно, Лумис. Послушайте, откуда вы знаете?
— Сложил два и два, и все дела, — ответил Брэкетт. — Но ты точно заметил, что она ушла с Лумисом? Лет сорок, носит костюм, при галстуке, аккуратная стрижка, золотые запонки…
— Ну вылитый Лумис. Вечно в Саусалито отирается.
— А кто еще видел, что они уходят вместе?
— Там с вами не станут разговаривать.
— Назови хотя бы. А я просто взгляну.
— Ладно. Есть там один ямаец. Зовут Муррей. Большой, черный. Он там всегда. Только, чур, меня не впутывать.
— Хорошо, спасибо.
Паренек шагнул из темноты и быстро осмотрелся.
— Если еще что узнаешь, — окликнул Брэкетт, — Дикси знает, где меня найти.
Обернувшись, Билли усмехнулся и ушел. Брэкетт стоял, пытаясь выстроить события дня и последнего часа. Если верить Билли, он вторгся в расследование смерти Лумиса, по вкусу это Симмонсу, Йохансену и всей их братии или нет. В его планы это не входило, но, честно говоря, он не жалел, что так все обернулось. Потому что с самого начала знал, что заинтересовался не Мэри Малевски, неизвестной девушкой, а Джозефом Лумисом.
«Бьюик» высвечивался уличным фонарем. Брэкетт неожиданно почувствовал прилив бодрости и энергии, готовность работать ночь напролет. Он сел в машину и, потянувшись к переключателю скоростей, наткнулся на что-то холодное. Что-то качнулось и медленно скатилось на пол.
Нагнувшись, он поднял снимок, и внутри у него похолодело. Он понял, что задевает его не только Лумис, но и человек по имени Хэл Иордан. Живой Иордан. До того живой, что даже чересчур. Не просто убийца, а вдобавок коп. Значит, Брэкетта можно извинить за то, что у него разгулялись нервы.
Когда Брэкетт добрался домой, было девять часов вечера. Либерман запирал кулинарию на ночь, он читал сообщения про уличные преступления, смотрел все, что разыгрывалось актерами по телевидению, и не собирался рисковать.
— Никто не звонил, мистер Либерман? — осведомился Брэкетт.
— Я, мистер Брэкетт, все под пепельницу положил.
Двадцать пять лет знакомы, а все обращаются друг к другу, точно партнеры в водевиле.
— Значит, звонили?
— Да, мистер Брэкетт.
— Кто же?
— Женщина. Я все записал и положил под пепельницу.
Брэкетт поблагодарил его и пошел к себе. Комната, как всегда, была незаперта, на случай, если ему вдруг достанется (как кто-то однажды пошутил) «темпераментный клиент». Прикрыв дверь, Брэкетт включил настольную лампу и взглянул на клочок вощеной бумаги. На сей раз записано поразборчивее. Брэкетту звонили. Два раза, оба раза одна и та же женщина. Он прочитал язвительное послание, смял и бросил его в корзинку: миссис Маркстейн и ее пропавшая собака. Придется обеим потерпеть и пожить в разлуке.
Приняв душ, Брэкетт оделся в тот же костюм, положил остаток скудных сбережений в бумажник, налил виски и, присев за стол, проглядел записи о Лумисе. Перечитал все дважды, особенно внимательно разговор о морге, и подчеркнул слова «заднее сиденье». В тумане сплошной вроде бы невнятицы проступили четкие контуры. Конечно, беседа эта — лепет перепутанного человека. Но кое-какие определенные догадки уже напрашивались. Факты есть факты. То, что Лумис стоял на мосту, якобы намереваясь броситься в воду, всего лишь предположение Брэкетта. Он воображал, что это жутко умное дедуктивное заключение, а все оказалось не так: Лумис сам недвусмысленно сообщил ему, что сидел в «тойоте». И даже уточнил — не на переднем сиденье, а сзади. Но почему он так перепугался? Чему был свидетелем? Может ли прояснить что-нибудь его заявление в полицию? Вряд ли. Если Хэл Иордан — его хозяин — действительно служит в полиции, он же может все прочитать. А это значит, что Лумису грозил смертный приговор, и он даже подписать заявление не успел бы. Поэтому Лумис так бессвязно разговаривал с Брэкеттом.
Брэкетт записал выводы на чистом листке бумаги, добавил несколько вопросов, вероятные ответы и приписал пониже: «Хэл Иордан». Вот так:
Хэл Иордан
Хэл Иордан
Хэл Иордан.
Машинально дописал еще одно имя и тут же быстро зачеркнул: такие завитушки могут дорого обойтись.
Хлебнув виски, он взял телефонную книгу, отыскал фамилию Иордан — их было несколько, — выписал всех подряд: цветочника, водителя такси — и захлопнул справочник. Иордан — имя, конечно, вымышленное. Иначе и быть не могло. Наконец, следуя споим мыслям, он вышел к «бьюику», взял фотографию, вернулся и пришлепнул ее на стенку. Внимательно вглядываясь в снимок, он видел только то, что и прежде: обнаженную девочку и улыбающееся лицо Билли. И больше ничего.
Зазвонил телефон.
— Уолтер? Это Херб.
— Хэлло, Херб. — Брэкетт присел на стол, не отрывая взгляда от фото.
— Как продвигаются дела?
— Так себе. А у тебя?
— Понимаешь… Слушай, Уолтер, я специально звоню, чтобы извиниться за сегодняшнее. Не помог тебе с пропуском, и вообще..
— Да ладно. Херб. Я уже забыл…
— Ты, конечно, считаешь, что я дерьмо…
— Да брось, — раздраженно прервал Брэкетт. — Забудь.
— Ну, в общем… хотел вот извиниться и узнать, как у тебя там вышло с загонами?
— Отлично, Херб, отлично.
— Вот и ладненько. Отлично, значит?
— Да. Отлично.
— Хорошо…
— А у тебя?
— О, мы завязли. Симмонс уже беседовал с наркоманами…
— И никакой ниточки?
— Ни волоска.
— Худо. — фальшиво посочувствовал Брэкетт.
— Если чем могу помочь…
— Послушан, Херб, — чуть помедлив, спросил Брэкетт, — тебе не знаком некий Хэл Иордан? Возможно, коп.
Долгая пуза. Брэкетт подумал, уж не разъединили ли их.
— Херб? Ты у телефона?
— Да. Иордан, говоришь?
— Угу…
— Нет. Ведь сейчас в Сан-Франциско полно новеньких. Всех и не знаю.
— Он не из новеньких. Да ладно, я спросил на всякий случай. Пока, Херб.
Брэкетт не клал трубку, пока не услышал щелчок. Он потянулся за пальто, но, одеваясь, вдруг опять разнервничался. Не от испуга или там дурных предчувствий. Волновался он, точно парень, отправляющийся на первое свидание. Ужасно нелепо. Может, поэтому он и решил позвонить Горовитцу. Так, подстраховаться…
— Сидней? Уолтер…
— А, Уолтер, — откликнулся запыхавшийся Горовитц; в трубке слышались голоса, кто-то попросил кофе. — Мне сейчас некогда. Знаешь, про девушку кое-что всплыло.
— Выяснили, кто она?
— Знаю только — отдел уголовных дел трясет. Минуточку… Что? Иду. Уолтер, меня зовут.
— Сидней, еще секунду! Встретимся попозже, а?
— Не могу… послушай, может, вырвусь, тогда прибегу. Куда?
— Я буду у «Джими», в Норт-Бич. Знакомое местечко?
— Да. Пока.
Брэкетт положил трубку, выключил свет и поспешил вниз.
В кулинарии Либерман подсчитывал дневную выручку.