Пломер опустился в черное крутящееся кресло: такие по карману только богачам. Богачи их и покупают. Все как один. Оглядев стену, Брэкетт выяснил, что Роберт Пломер — член клуба «Елкс», что ему доводилось стоять рядом с губернатором Рейганом, состязаться в гольф, сидеть третьим слева в Йеле, у него склонность к работам Дэвида Хамилтона (ослепительно глянцевитые фото совсем молоденьких девушек) и он коллекционирует фигурки слонов [3], то ли из любви к толстокожим, то ли из-за своих политических пристрастий.
— Брэкетт…
— Прежде всего, — прервал Брэкетт, — напомню: я не из полиции. И не намерен информировать ее о вашей связи с девочкой четырнадцати лет, что, сами понимаете, может не только превратить ваш диплом юриста в никчемный листок бумаги. Это грозит вам тюрьмой.
— Только без блефа…
— Что? Да будь вы чисты, вы бы меня после первого слова вышвырнули.
— Доказательств у вас нет.
— Да, тут вы правы. Но материала, чтобы передать дело, скажем, комиссару полиции, хватит. Посмотрим, поможет ли вам тогда дружба с полицейскими.
— Вы решили шантажировать меня?..
— Потише, Пломер. Я же сказал — частный детектив. Карточки у меня нет, но можете справиться в телефонной книге.
— Никогда о вас не слышал.
— Я о вас тоже. До сегодняшнего дня.
Раздираемый сомнениями, Пломер не отрывал глаз от Брэкетта. Внезапно он сдался и произнес:
— Машину угонять ей, конечно, было незачем.
— Вам она известна под другим именем? Не Мэри Малевски.
— Кто? А, нет. Салли.
— Салли, а дальше?
— Салли… Салли Фитцджеральд.
— Салли Фитцджеральд? Да… на Малевски что-то не смахивает.
— Подумаешь, преступление.
— Меня не касается. Мне только надо узнать, кто она. Для начала у меня было одно имя. Теперь — два. Итак, Пломер, везите меня туда, где вы с ней встречались.
— Но, послушайте…
— Мотель?
— Ну что вы в самом деле! Нет, конечно. Это в…
— Где же?
— У нее. Но как же я могу? Бросить все, ехать…
— Ничего, ничего, Пломер. Уж как-нибудь. День-другой проволочки, и кто знает, что сумеют раскопать всякие там мерзавцы. Вы юрист, вам это известно лучше меня. Стало быть, если желаете в понедельник сидеть у себя в конторе, надо ехать немедля.
— А Элен?
— Скажите, что едете опознавать машину.
Пломер уставился на ковер.
— Пломер, девушка лежит в морге, но вчера ночью она лежала в постели. Вот мне и надо взглянуть на нее.
— Обещаете, что полиция не узнает?
Он был напутан и уже не скрывал страха.
— От меня — нет, — заверил Брэкетт, — обещаю.
— Мне тогда конец…
— Пожелай я навредить вам, что мне тянуть? Стоило шепнуть слово вашей жене… Меня интересует девушка…
— Ладно. Отвезу. Только дайте сначала на фотографию взглянуть.
— Пожалуйста.
Брэкетт аккуратно положил снимок на скамеечку.
Пломер посмотрел на фотографию, перевел глаза на Брэкетта, и лицо у него перекосилось от злости.
— Подонок вы, Брэкетт! Подонок!
Брэкетт покорно снес оскорбления. Что поделаешь, заслужил. Снимок был не Мэри Малевски, на открытке улыбалась мордочка популярной Филдси. он купил ее полчаса назад в киоске на Юнион-сквер.
— Ну что, едем? — Детектив направился к двери. — Наши игры в кошки-мышки кончены?
Восьмая
— Здесь? — спросил Брэкетт.
Пломер кивнул. Он почти сполз с сиденья, словно старался стать незаметнее. Пустые потуги — в районе Норт-бич никому ни до кого нет дела.
— Поверьте, Брэкетт, я не думал, что девушка так молода.
— А что? Вели бы себя по-другому?
Брэкетт вылез из «бьюика» на залитый неоновым светом тротуар. Улица баров, тайных свиданий и одностороннего движения; жалких торговцев и тараканов; любителей поудить рыбку и попавшихся на крючок! Тут никогда не продавали настоящую кока-колу, а младенцев, появлявшихся на свет, встречали шлепком, и уходили они тем же манером. Это были даже не закоулки из дешевых детективных романов, а еще гаже.
— Уверены, что полиция сюда не доберется? — нервничал Пломер.
— Показывайте комнату.
Комната помещалась на третьем этаже, под лестницей. Единственное достоинство лестницы — темнота. Их никто не остановил, ничего не спросил, всем было наплевать. Они наткнулись на бутылки и смятые газеты, и Брэкетт попробовал представить себе, как девушка умудрилась скатиться в такую жизнь. Но не сумел. Может, сказывалась старомодность его поколения.
Пломер уже остановился перед дверью. Из глубины соседней комнаты доносилась музыка.
— Она жила одна? — спросил Брэкетт.
— Да, когда бывала здесь.
— Ключ есть? Тут заперто.
Ключ извлекли из-за рамы окна.
— Кто его туда положил? Вы?
— Да. Я всегда…
— Когда?
— Около пяти утра.
— А откуда вы знали, что девушка не вернется?
— Я не знал. Но мне надо было уходить.
— Но она же взяла машину?
— Ну и что… Я не мог задерживаться. Взял такси.
— Повезло, что вас тут не ограбили. Давайте ключ. Войду первым.
Дверь легко открылась, и Брэкетт осторожно шагнул в комнату. Включив свет, он оглянулся.
— Входите и закройте дверь.
Чуть помешкав, Пломер вошел. Увидев неубранную постель, простыни, подушки, он рванулся назад. Но Брэкетт перехватил его и с маху ударил об шкаф. Пломер наконец осознал случившееся, он дрожал, молился Богу, того гляди расплачется. Оставив Пломера, Брэкетт принялся осматривать комнатушку. Много времени осмотр не занял: узкая двуспальная кровать, несвежие простыни, на полу валяется «Экзорсист», в книжке облатка противозачаточных таблеток с календариком, смятые колготки, в шкафу пара платьев, плохонький плащик, туфли, двое джинсов, стопка маечек, грязные трусики, коробка тампонов и всякие женские интимности. Но ничего, указывающего на то, кем же была девушка. Ни записок, ни писем — ничего. Словно жила она так же анонимно, как умерла.
К счастью, она пыталась немножко приукрасить пустую комнатушку. К стене прикреплены два портрета. Один — Мерилин Монро (серебристые волосы, печальные глаза, чувственный рот), надпись на втором утверждала, что это — Дженис. На ночном столике — бумажные цветы, пачки сигарет «Силва Тинс», спички с надписью «Джими», лампа, журналы, будильник и кукла. На другом столике — проигрыватель, коробочка с гашишем и маленькая бирюзовая сумочка. Брэкетт торопливо рванул «молнию», чуть не вывалив содержимое на пол. Но спешка оказалась напрасной, ничего примечательного, обычная женская ерунда: сигареты, косметика, деньги, бумажные салфетки, таблетки. И все. Тупик.
Правда, из сумочки вывалился моментальный снимок.
Брэкетт отложил его, продолжая осматривать то немногое, что оставалось. Пломер присел на кровать, закурив «Силву Тинс», вид у него был такой, будто он страстно желает, чтобы поскорее наступил конец света. Слезы его быстро высохли, да и плакал он скорее о себе, чем о девушке.
— Пломер! — Брэкетт листал журналы. Яркие, пустые, напичканные советами, как управляться с сухими волосами и дурным запахом. Дешевое чтиво. — Пломер, я с вами говорю. Выкладывайте все как есть и уезжайте. Успеете к обеду одеться.
— Мне нечего сказать.
— Ошибаетесь. Вот вы сказали, что ее зовут Салли Фитцджеральд. Она сама так назвалась?
— Что значит — назвалась?
— Ее имя — Салли Фитцджеральд?
— Да.
— А вы слышали, ее так кто-нибудь называл?
— Как?
— Салли. Ну, окликали ее: «Хэлло, Салли!», «Как дела, Салли?»?
— Мы ни с кем не встречались.
— Где же вы с ней познакомились?
— В клубе.
— В каком?
— Не помню.
— Здесь? — Брэкетт протянул ему спички «Джими».
— Да.