Веселая компания красивых молодых студентов сидит в Макдональдсе, шутит на какие-то умные темы. Само собой дело происходит в Москве, ну или в Питере. Самая умная и красивая – Вика. Она – дизайнер одежды успешный. В таком модном пуховичке коротком, темно-синем, чтобы в случае чего грязь была не так заметна. На Вику восторженно смотрят ее знакомые и иногда поглядывают на полоску ее голого живота. Все потягивают колу. Вдруг к ней наклоняется какой-то уборщик в форменной одежде и говорит: «Москва подождет. Есть дела и по важнее». Это Саня. Даже здесь достал со своими нотациями. И тут Вика взрывается. И та, что в пуховичке, дизайнер, и реальная, та, что в перешитом мамином пальто:
– Да, отвали ты. У меня, понимаешь, подруга пропала, а тут ты со своими муками профориентации.
– Как пропала? Саня сделал заинтересованное лицо, хотя, под лицом его крылась одна только вежливость и ни какого интереса.
– А вот так. Взяла и пропала. Я сразу все поняла. Взгляд мечтательный-мечтательный, как будто втюрилась в кого. Рядом качок какой-то с татуировкой. А, главное, потолстела, припухла чуток.
– Как припухла?
– Ну, залетела. Чего непонятного.
– Ты ж говоришь, она пропала.
– Да. Но сначала появилась тут.
– А кто? – Как кто? Да Лизка.
–Какая Лизка? – Вика аж опешила от такой непонятливости. – Как какая? Ну, Курицына. Глаза Сани были пусты, ни какой искры воспоминаний.
– Ну, «Курица, « Подушка, не помнишь? Саня покачал головой. Блонда такая крашенная, большеразмерная. Ее Губиной дразнили, когда она по Андрею Губину с ума сходила. У него песня была «Лиза», так Курица все мечтала, что он для нее поет. Саня не помнил, но робко кивнул.
– О,мон дье, да, на второй парте, справа, с Бахчой сидела.
–АААА! Это, который в колодец провалился, а его физрук вытащил? Как же, колоритная фигура,– обрадовался Саня. Но теперь Вика удивленно смотрела на бывшего одноклассника:
– В какой колодец?
– Что? Это не он? – Саня вздохнул, – В общем, Бахчу помню, Курицу не помню.
Александр Петровский не привык, когда им пренебрегают, но в последнее время им пренебрегали. С тех пор как он не пошел в институт, а пошел работать. Сам себя он стал уважать больше, но другие, почему то – меньше. Даже девушки стали прохладнее относиться. Вот и Клюева как-то без былого трепета разговаривает. Сане захотелось понравиться, но до сознания этот примитивный порыв дошел в более благородном виде: «Надо девушке помочь».
– Ладно, давай найдем твою курицу в этом сарае, – покровительственно предложил он вслух.
– Раз. Два, три, четыре, пять, мы идем искать! – развеселилась Вика.
Сначала они сосредоточенно осматривали аллеи центра, но затем Вика стала искать Лизу в магазинах. Она тщательно обыскала магазин шуб «Венера в мехах», ларек итальянской моды «Дель мода», где за ними гонялась тетя со словами: «это самый свежий Милан!», магазин финской одежды «Олень», индийской одежды «Слон», магазины : «Риал америкэн стайл», Риал бритиш стайл», польского трикотажа «Блузон», курток «Бизон», обуви « Крокодил», униформы для рокеров «Кожа да кости». Каждый новый магазин она обыскивала все тщательней и тщательней, все дольше и дольше. Но Лизы нигде не было. «Странно, где она?» – говорила Вика Саше, и как бы в задумчивости перебирала на вешалке очередной товар. Потом она перестала риторически спрашивать: «где Лиза?», а потом и произносить слово «странно».
Поиски затягивались. Саня чувствовал себя глупо, но вяло плелся за однокашницей. Вика вспомнила о нем, когда в джинсовом магазине к красавцу подлетели две продавщицы в обтягивающих черных брюках и футболках. Они предложили Сане помочь с примеркой и потянули его в кабинку. Вика очнулась и ревниво потянула его на выход:
– Ты что, нам некогда. Нам Лизку надо искать. Мало ли что с ней случиться может. Она, знаешь, какая подавленная была.
– Может, она вешается сейчас где-нибудь в сортире от неразделенной любви, – неожиданно для себя ляпнул Саша.
Вика осуждающе посмотрела на него:
– Грубо, Петровский. Но справедливо. Бегом в тубзик.
– Не в тубзик, а в туалет, – в Петровском снова проснулся отличник, а Микки Рурк уснул.
9
Лиза была в сортире. Сортир был мужской. Она не вешалась, а сидела на корточках у крайней кабинки. Кабинка была закрыта. Из за двери доносилось тяжелое дыхание. Соседние писуары тихо журчали, и были похожи на фонтаны слез в Бахчисарае, воспетые Пушкиным. Когда Вика входила в «Венеру в мехах», Лиза стояла перед дверью с рисунком из кружочка и треугольника с острым углом вниз. Абстрактному мужскому символу кто-то подрисовал черточку, символ стал конкретным. Когда Вика искала следы Лизы на мутоновой шубе, Лиза решилась войти. Мужику, который уставился на нее с открытым ртом и ширинкой она твердо сказала: «Я не к вам». Мужик вышел. Сортир опустел, но Лиза знала, что не совсем. Где-то рядом затаился Стас. Чтобы загнанный в угол певец-маньяк не совершил какую-нибудь глупость, вроде убийства Лизы, Лиза громко сказала: «Не бойтесь, я вас не выдам. Я просто поговорить». В ответ ни звука. Охотница за маньяками сделала один нерешительный шаг, потом второй, потом наклонилась посмотреть, не видно ли ног под дверцами кабинок. Ног не было. Забрался на унитаз – догадалась Лиза. Сердце шумело так, что не было слышно собственных шагов. Грудь вздымалась так, что вот-вот лопнет бюстгальтер. Во рту пересохло так, что … В общем, пересохло и все. Страх сгущался, накапливался, и заполнял мужскую уборную. Лиза сделал еще один шаг, и вошла в этот страх, как в туман. В возбужденном мозгу мелькнули картинки: «Ежик в тумане» и «Кларисса Старлинг идет к Ганнибалу Лектору». Лиза подошла к предполагаемому убежищу маньяка и решительно вступила в контакт.