– Да, блин, сейчас речь не о званиях идет. Хорошо, Феликс Эдмундович, не баран ты! А пламенный богец геволюции! – Патроныч закартавил с лукавой улыбкой, -Ну, что тебе твоя чекисткая интуиция говогит, батенька? Как мы можем использовать этого лишенца?
Буряк пропустил намеки мимо ушей. Все что он слышал – это то, что его назвали по ненавистному имени отчеству и еще похохмили над этим.
– Ты чёё, Патроныч, совсем страх потерял?! Ты чё здесь за спектакль устраиваешь? Я из тебя сейчас из самого клоуна сделаю! Ты у меня сейчас сам пойдешь людей развлекать!
Ленинский прищур и лукавая улыбка сошли с лица Патроныча. Он захотел картинно положить на стол милицейское удостоверение и сдать ПМ, но вспомнил, что нет у него давно ни удостоверения, ни макарова.
– Ты, Феличита, как был бандюган, так таким и остался. Грубый ты, слишком грубый.
И далее обиженный Патроныч, махнув рукой, сказал то, с чего надо было начинать разговор:
– Я тебе претендента на роль Стаса привел. С эстрадными,так сказать, навыками. Его отмыть, почистить и в Москву. Он против не будет, иначе по статье пойдет. А ты…
– А я, между прочим, – Феличита расхлябанно сделал блатную распальцовку, – уже сам достал Стаса. Панятна! Такой претендент, тебе и не снилось. Прямо вылитый Стас! Мама не отличит. Звезда, покруче твоего, понятно! Саань! Покажи человека.
Из дверей кабинета вышел Саша Петровский, за ним субъект в джинсах со стразами и майке с надписью «кис ми». Клоун с интересом посмотрел в его сторону. Патроныч с горечью признал, что кандидат у Феличиты подходящий. В Лизе все затрепетало. Она не хотела, но все затрепетало. «Не может быть, это он!» – трепетало в Лизе. «Ты, дура сентиментальная, – говорил Лизе голос разума, – перед тобой чучело переодетое, а не Стас. Как там его тетя Светка называла? Тараканов какой-то». «Не может быть, это он!» – все равно трепетало в Лизе. «Ну, ты сверхъестественная дура! – удивлялся Лизой ее голос разума, – вон мужик прямым текстом сказал, что это двойник!» «А может, мужик ошибается», – упрямствовала Лиза. «А может, это ты ошибаешься?! – заговорил на повышенных тонах голос разума, – Ау, Лиза! Ты что несешь? Ты посмотри на этого лжеСтаса! Посмотри, как он мнется, словно школьник у венеролога! Разве так стоит раскованная, уверенная в себе столичная звезда?» «Это он от стресса, – отвечала Лиза своему голосу разума, – Может, с ним грубо обращались? Смотри, как он хорош, даже когда стесняется. Это робость интеллигента». «Мать, ну ты вообще! Какой интеллигент? – не унимался голос разума, – ты слепая, что ли? Ты посмотри, он джинсы каждую секунду поправляет, как будто они ему мешают. Как будто он не носил их никогда, только сегодня одел! Как будто только треники всю жизнь носил». «Это ничего не значит! Я сердцем чую, что он… И, вообще, прекратим этот разговор», – заткнула Лиза свой голос разума. « Горбатую могила исправит! Попомни мои слова!» – огрызнулся напоследок голос разума и заткнулся.
Александр Петровский принял трепетания Лизы на свой собственный счет. Он считал это естественной реакцией на свое появление. В первую секунду это вызвало у него легкую досаду: «Как это утомляет». Но уже во вторую – досада переросла в тревогу: «Как она его нашла? Что ей от него еще надо? Мало ли что ей в голову взбрело. Что там Клюева говорила? Что эта Курица беременна! А я причем?» Чтобы заглушить нервозность Александр повел себя максимально развязано.
– А мы тут с Костяном пару куплетов выучили. Хоть дуэтом выступай!
– Блин, Саня! Твою… Мы же договорились. Все, теперь он Стас. Стас! Ну сколько можно повторять, – озаботился конспирацией Феличита, хотя сам только что ее нарушил.
– Точно. Извини. Забыл. Мы со Стасом пару куплетов… повторили. Так, просто для удовольствия. «Ну, что, дура, убедилась!? – встрепенулся в Лизе голос разума, – слышала, что Петровский сказал? Это не Стас! Это Костян какой-то». «Да мало ли что твой Петровский говорит!» – заспорила Лиза с голосом разума, – он сегодня меня беременной называл, что и этому мне тоже поверить?» «Да ты сама уже не веришь, что это Стас. Просто из упрямства споришь», – урезонивал Лизу голос разума.
Упорное молчание и пытливый взгляд Курицыной еще больше растревожили Петровского. Чтобы расставить все точки над «и», он, как можно отчетливей, демонстративно обращаясь к Лизе сделал заявление:
– В Москву поедем. По делам. Вдвоем со Стасом. Надолго.
Ну, чтобы эта курица не обольщалась, не строила каких-то планов на его счет. Петровский панибратски приобнял лжеСтаса и обвел торжествующим взглядом окружающих. Тут он заметил, что на него пристально смотрит клоун. Костя Таракан вяло попытался освободиться из объятий пижона и вдруг тоже заметил, что клоунская рожа нагло уставилась на него и не отводит взгляд.