Охранники стушевались, натолкнувшись в кабинете директорана гудящую как улей толпу.
– А вам чего! – заорал на них Феликс Эдмундович, который уже плохо контролировал себя и выплескивал свой гнев на первых подвернувшихся.
– Мы, это… вот… Дверь сломала, – первый охранник хотел показать на Анну, но та, молча, раздвигая толпу, зашагала к клоуну.
Второй охранник успел сказать:
– Она Патроныча искала…, – но его уже никто не слушал.
Все смотрели, открыв рты от удивления, на сцену достойную мировых подмостков. На этот раз клоун не был ее зрителем. Он был ее активным участником. Точнее он был участником пассивным и страдательным.
– Э! Ты чё делаешь?! – в панике визжал он, – отдай штаны!
Менеджер Анна, не внемля просьбам, с остервенением стаскивала с аниматора клоунские шаровары.
– Я сексом с абы с кем не занимаюсь! Тем более на людях.
Клоун уцепился за свой костюм, но было поздно – шаровары оказались на полу и взорам зрителей предстали замечательные джинсы фирмы «Леви-Брюль и сыновья» со стразами! Менеджер Анна торжествующе сказала: «Ага!» Патроныч задумчиво сказал «Ого». Эльдар с угрозой в голосе сказал: «Не понял!»Лиза охнула от удивления. Остальные стали ждать продолжения. Анна окинула тяжелым взглядом полураздетого клоуна и продолжила. Все так же молча, она потянулась за его рыжим париком.
– ЭЭ! Погодите, гражданка, целоваться! Я вам свое согласие не давал! – клоун попробовал отбиваться. – Оставьте в покое парик. Это интимная вещь! Я буду жаловаться! У тя будут проблемы, на! Те капец!
Анну эти жалкие угрозы не остановили. Завязалась потасовка. Жертва насилия уворачивался как мог. Но тут сзади в него вцепилась еще одна пара рук.
– Я поняла! Я поняла! – возбужденно заговорила Лиза, придавив клоуна к столу своим телом. Из-под нее донеслось:
– Отпусти, раздавишь, корова.
Анна сдернула с обезоруженного врагапарик.
– Шатен! Так и есть, шатен! Продолжим! – Лиза с горящими глазами схватилась за красный нос. Анна сардонически рассмеялась.
– Платок и воду! – скомандовала она в толпу.
Вика достала платок, Кристина Анатольевна достала бутылочку воды. Анна приняла от них предметы с таким видом, будто участвовала в страшном ритуале.Аниматор забился под Лизой, как вампир, которого собираются окропить святой водой. Он отчаянно вертел головой, но мокрый платок все-таки стер половину его улыбки.
– Отвяньте от меня! Да, вы знаете, кто я такой?! –заорал он в бессильной злобе.
– Догадываемся, – ответила ему Лиза.
Вика тихо, неуверенно запела: «Посмотри в мои глаза, и открой мне свое сердце…» С каждым взмахом мокрого платка голос ее становился все тверже: «У меня в душе гроза гремит на тыщу килоГерцев!»
– Слушайте, я не понимаю, что происходит, не мое дело, – отмахнулся от зрелища с разоблачением Феликс Эдмундович, – Я опаздываю, выметайтесь из кабинета. Мне с моей звездой срочно в аэропорт надо.
– Постой, Феличита, не суетись, – поднялся, крехтя, со стула Патроныч, – кажись, это как раз твое дело. – Девчонки, это тот, кто я думаю?
– Да, блин, я тот, кто ты думаешь! Ну, все, я сам вытру. Ну, слезь с меня, я сам, говорю.
Лиза ослабила хватку, а Анна отдала платок. Шатен вырвался, вытер остатки грима и бросил платок на пол. Затем тряхнул головой и поправил шевелюру. Все дамы в восхищении замерли. Даже менеджер Анна. Ее жажда мести куда-то улетучилась. Немая гоголевская сцена продержалась пару мгновений и тут же была прервана.
– Дай воды попить, – капризно скомандовал шатен Кристине Анатольевне.
Та беспрекословно отдала свою бутылку.
– Блин, что за фигня! Нет нормальной воды? «Ватель» там или «Альпен кристал»?
Кристина Анатольевна отвечала робко, и совсем не обижаясь:
– Извините, у меня нет. Но если надо, я сбегаю.
– Не надо. Ждать еще тебя тут, пока ты сбегаешь.
– Я не понял, это что все значит? – удивился и заодно оскорбился за свою супругу Феликс Эдмундович.
– Чё ты не понял, олигарх захолустный? Трубку дай! – жалкий аниматор на глазах надувался важностью.
– Трубку, кому говорю, дай! Да не свою! Мою!
– Так ты Стас что ли?! – наконец-то добрался до истины Феличита.
Глядя на это чудесное преображение, Лиза подумала, что в детском садике ей не правильно рассказывали сказку о гадком утенке. Милый заморыш превращался не в прекрасного лебедя, а в наглую птицу, с маленькой головой, змеиной шеей, расфуфыренную, вечно на всех шипящую. Лебедь тем временем обратился к Василию Горюхину: