— Так и есть. Иногда с тобой я забываю о своём безумии. Иногда... ты делаешь меня счастливой.
— Когда-нибудь так будет всегда.
Он скользнул вниз по ее телу, двигаясь в замедленном темпе, целуя ее скользкую от пота кожу. Чёрч провел языком по едва заметному шраму у нее на животе, который оставил несколько месяцев назад. Затем скользнул ей между ног и прижался губами к шраму у нее на бедре. Ее улыбка исчезла.
— Когда-нибудь, — вздохнул он и, наконец, полностью от нее отстранился. — Когда-нибудь ты полюбишь меня так же, как я люблю этот шрам, и тогда ты даже не вспомнишь, что такое безумие.
Эмма закрыла глаза и, закусив поджатые губы, подавила желание прикоснуться к своему шраму.
«О, Чёрч. Разве ты не видишь, что все моё безумие от любви к тебе? Я не верю ни единому твоему слову и каждую минуту жду, что ты предашь меня или бросишь, но все равно так сильно тебя люблю, что мне трудно дышать. Как можно любить кого-то вот так и при этом оставаться нормальной? Пожалуйста, докажи мне, что я не права. Пожалуйста. Потому что я очень сомневаюсь, что в следующий раз мой нож промахнется мимо нужного места, и тогда для любви у тебя появится шрам побольше».
21
Эмма крепко вцепилась в руль машины Джерри и уставилась на дорогу своими сухими, широко распахнутыми глазами.
С тех пор как Эмма перестала принимать таблетки, она редко спала больше пары часов за ночь. Она лежала без сна, глядя в потолок, считая дырки и размышляя над всем тем, что шептали голоса у нее в голове.
По словам доктора Розенштейна, чтобы снова доверять людям, ей необходимо набраться терпения и дать им шанс проявить себя. Так вот что нужно Чёрчу. В тот первый раз она проявила себя, доказала ему свою преданность, сделав все, о чем он ее просил.
Теперь настала очередь Чёрча проявить себя и сделать то, о чем просит она. И хотя днем ранее она и съязвила, на самом деле Эмма в нем не сомневалась. Он без малейшего колебания проломил голову Касперу. Он мог убить Марго, и это, скорее всего, не вызвало бы у него никаких эмоций. Он бы спокойно с этим справился. Он просто беспокоился о ней. Ей придется развеять его опасения. А им обоим — набраться терпения и вернуться к чему-то напоминающему доверие.
Но до тех пор выспаться ей явно не удастся.
— С тобой всё в порядке? — спросил сидевший рядом Джерри.
Эмма закашлялась и покачала головой.
— Не совсем, Джер, нет. Со мной не всё в порядке.
— Больше, чем обычно?
— Да.
— Ты знаешь, что когда Чёрч был совсем маленьким, мы водили его к психологу?
Эмма взглянула на Джерри. Куда, черт возьми, он клонит?
— Да, он говорил мне, что побывал у одного или двух психиатров, — пробормотала она.
— По настоянию его матери. Лично я никогда не видел в его поведении ничего плохого. Этот доктор, парень, с которым я виделся всего несколько раз, когда привозил их и увозил, начал рассказывать мне о моем сыне. О моём сыне. Как будто он мог узнать что-то о Чёрче после парочки одночасовых посещений. Он сказал нам, что Чёрч еще слишком мал, чтобы ставить ему диагноз антисоциального расстройства личности, но у него имеется много классических симптомов. Сказал, что хотел бы взять Чёрча под пристальное наблюдение и лечить его. Ты можешь себе представить, как Чёрча пичкают лекарствами? Отупляют его блестящий мозг наркотиками просто потому, что он другой? Потому что он бесподобный. С этим никому не справиться. Ни врачам, ни моей жене, никому.
К концу его маленькой речи голос Джерри дрогнул от напряжения. Эмма то и дело оглядывалась на него, едва не задев припаркованную машину. Он говорил, как совершенно другой человек.
— Чёрч сказал мне, что он перестал ходить к психиатру, потому что его стали одолевать... нехорошие мысли.
— Ну да, это одна из причин.
— А какая другая?
— Я этого не позволил. Я запретил его матери увозить Чёрча из дома. В конце концов, она ушла от нас, потому что я не дал ей ему «помочь».
— Ты его защищал, — тихо сказала она, и Джерри кивнул.
— Как Чёрч сделал бы все, чтобы защитить тебя, Эмма, так и я сделаю все, чтобы защитить его.
— Понятно.
— Сомневаюсь, — вздохнул Джерри и, когда они въехали на стоянку его работы, понизил голос. — По-моему, ты решила, что очень мне нравишься.
Круто. Кто знал, что Джерри может быть таким грубым?
— Думаю, да, мне так казалось.
— Это не так. Эмма, мне никто не нравится. Никто. За исключением моего сына, которому сейчас тяжело. Ради которого я готов на все. На всё, что угодно. У него есть задатки величия, способность делать такое, что другим и не снилось. Долгое время мне казалось, что ты сможешь поддержать его в этих стремлениях. Теперь я в этом не уверен. Эмма, я рассчитывал, что ты станешь для моего сына подарком. Подарком, который, похоже, пришелся ему по душе; новая блестящая игрушка, так сказать. Но когда он устанет от своей новой игрушки, то...
Джерри замолчал и, пока Эмма парковала машину, не произнес ни слова. Она повернула голову и уставилась на него.
— То что? — вздохнула она. — Заканчивай то, что начал, Джер.
Наконец, он повернулся и посмотрел на нее. Обычно отражающаяся в его глазах пустота исчезла, и теперь его взгляд был проницательным, ясным и настороженным.
— Я привел тебя в свой дом. Я могу и с лёгкостью тебя из него убрать. Убрать туда, где тебя никто никогда не найдет. Куда-нибудь в глубокую, темную яму в дремучем лесу. Ничего не напоминает? Эмма, мне не хочется этого делать. Пожалуйста, не заставляй меня так поступать. Сделай его счастливым, не подвергай его опасности, и мне не придется этого делать.
Он... он... Джерри сейчас что, угрожал ей расправой? Если она продолжит ссориться с Чёрчем, Джерри зароет ее рядом с Каспером? Эмма ничего не ответила, лишь таращилась на него, пытаясь переварить сказанные им слова, поэтому Джерри, в конце концов, вышел из машины. Похлопал на прощание по крыше «Бьюика» и направился на свой завод.
«Боже, может, Чёрч прав. Может, Джерри и впрямь кого-то убил. На самом деле всё это так ужасно. Чёрч думал, что в чудовище его превратило то, что с ним жестоко обращалась, а потом бросила его мать, а в действительности он все это время жил с таким же чудовищем».
Эмма около часа просидела в пустом доме Стейси. Выбив подвальное окно, она пробралась внутрь. В доме было холодно. В целях экономии Стейси выключила термостат, а, чтобы не замерзли трубы, изо всех кранов текла струйка воды. Поэтому Эмма взяла из какой-то комнаты постельные принадлежности, перетащила их в самое холодное место в доме — в подвал — и свернулась там в углу калачиком.
Ей нравилось лежать в холоде, молчать и не двигаться. Подальше от притягательного магнетизма Чёрча и энергетического вампиризма Марго. Даже Джерри ее утомлял. В этом доме было невозможно нормально соображать, а она находилась в нём постоянно.
«Вот почему я не в себе — этот чертов дом проклят».
Она думала о матери и обо всем, что говорил Чёрч. Неужели ей действительно хочется убить собственную мать? Она только что сошла с сумасшедшего поезда — может, Чёрч прав и ей лучше какое-то время подождать. Поехать с ним в Нью-Йорк, как он сказал. Попробовать немного пожить другой жизнью. Похоже, даже Джерри считал, что ей нужно притормозить и расслабиться. (Сумасшедший поезд — здесь отсылка к песне «Crazy Train», написанной Оззи Осборном, Рэнди Роадсом и Бобом Дейсли. Была выпущена как первый сингл Осборна в 1980 году для дебютного альбома Blizzard of Ozz — Прим. пер.).