— Как вы думаете, Джуд, — доктор Харрис смотрит так внимательно, будто боится любую деталь упустить, — кем может быть этот Доктор?
Она вздыхает, опуская голову на руки. Столько времени она убила в раздумьях о том, кто же такой Доктор, бесконечно пытающийся подчинить себе её сознание, и да, пора уже, наконец, озвучить выводы, к которым пришла.
— Я думаю, Доктор — это образ.
— И что он по-вашему, означает, Джуд?
— Худшую часть меня. Иначе я не могу объяснить, почему так сильно боюсь его. Каждый раз при одной мысли о нём, оба мои сердца начинают биться в груди, словно сумасшедшие.
— Это не может быть романтическим чувством, как думаете?
— Нет, — отрезает Джуд, — почти не колеблясь. Это страх. Я хочу сбежать от него. Но не могу. Никогда не могу.
— Почему? Что вам мешает сбежать?
— Нельзя убежать от себя, доктор. Как бы не старался.
Они молчат и он всё с тем же нескрываемым интересом смотрит на неё. Потом он делает предположение, которое для неё уже почти стало прописной истиной: Мисси — это та, кого она однажды обидела, потому образ преследует её, не давая покоя. Мисси, как и Мастер, о котором Джуд рассказывала ему в прошлую их встречу — это образ чувства вины.
Доктор Харрис считает, что уже скоро, через пять-семь сеансов, они смогут начать разбираться, почему для этих общих образов она выбрала такие имена, и откуда пришли внешности, которые она перед собой видит. Но для этого нужно, чтобы она успокоилась и начала более подробно вспоминать свою жизнь, напрочь исчезнувшую из головы после аварии.
Пять-семь сеансов. Доктор Харрис думает, что приблизительно месяц понадобится, чтобы она начала возвращаться хотя бы к подобию нормальной жизни. Джуд не уверена, что у неё получится сделать это даже через несколько десятков лет, но знает, что лучше не спорить.
Он ещё спрашивает, когда ей на приём к неврологу, и явно не удовлетворён тем, что лишь в следующем месяце.
— Нам нужно, чтобы вы ходили к неврологу чаще, Джуд. К тому же, через пару недель стоит сделать исследование вашей мозговой активности, чтобы понять, как всё теперь изменилось. Клиническая картина постоянно меняется, и её нужно наблюдать. Я напишу доктору Лейсону.
— Хорошо — кивает Джуд, не в силах отделаться от мысли, что она — чёртов подопытный кролик, над которым проводят эксперименты. Но возражать и в этот раз не решается.
Наконец, он улыбается, а будильник на его рабочем столе, звенит. Конец сеанса.
Они встают и пожимают друг другу руки. Джуд выходит из кабинета, с трудом сдерживаясь от радостного вопля. Не то, чтобы она умела вопить, но она готова рыдать от счастья, что вырвалась (пусть и ненадолго) — из этой тюрьмы. До следующего сеанса.
Она видит машину Гарри уже в коридоре, пока открывает дверь. Она здесь самая внушительная — элегантное, красное авто. Жаль, что она снова забыла название марки.
Он сигналит, и она несётся на встречу, точно птичка, вырвавшаяся из клетки, подаваясь всем телом вперёд. Надо бы сесть назад, чтобы обдумать всё произошедшее сегодня спокойно, но Гарольд Саксон плевать хотел на её планы. Он открывает переднюю дверь, приглашая её сидеть с ним рядом.
— Садись, до., — он запинается, секунду выглядя довольно растерянным, — дорогая.
Она медленно опускается в кресло, сжимая колени, и смотрит в его лицо. Он пытается прятаться за равнодушие, но явно встревожен.
— Ты хотел сказать, — Джуд запинается, и, волнуясь, облизывает пересохшие вмиг губы, — «Доктор?»
— Что? — он крепче сжимает руль.
— «Садись, Доктор». Это ты хотел сказать?
— Я хотел сказать то, что сказал — «садись, дорогая». Запнулся, потому что ты сегодня необычно красивая. Наконец, не очередные джинсы и футболка. А с этим Доктором ты окончательно с ума сойдешь. Выбрасывай его из головы поскорее.
Он раздражён, кусает губы, стараясь не показывать этого.
— Не могу, — качает головой Джуд, — у меня такое чувство, будто он реален. Если этот человек существует, то почему постоянно преследует меня?
— Если он существует, — Гарри не даёт ей закончить, — то он наверняка мразь и ублюдок. И его пора забыть.
— Почему ты так решил? Что он мразь и придурок?
— Потому что ненормально тебя терроризировать. Адекватный человек такого бы не сделал.
«Терроризировать тебя позволено только мне».
Джуд вздрагивает, готовая поклясться, что она слышала, как он об этом подумал. Вонзается в кресло пальцами сильнее, до побеления, и смотрит на него, прикусив губу.
Но он уже кажется спокойным и едет, как будто ничего не произошло. Хотя, что, собственно случилось? Ничего.
Только ты, Доктор, опять сходишь с ума.
========== Глава 13. ==========
Это ресторан для элиты. Той, куда ходят, пожалуй, лишь политики первого эшелона, ну и большие шишки от бизнеса. Джуд подумалось: откуда у обычного инженера-автомеханика, владельца небольшой мастерской, такие деньги. Как он может себе позволить ездить на дорогущей машине, покупать дорогущие вещи, ужинать в дорогих ресторанах, имея только средний доход? Левые деньги? Может быть, криминальный бизнес? Финансовые махинации?
Она внимательно посмотрела на него, сощурившись. Разглядывала поседевшие, элегантно подстриженные виски, удивительные черты лица, в котором острые линии сливались с мягкими, образуя причудливую картину, лёгкую улыбку, что играла сейчас на его губах. Создавалось ощущение, в том числе и по сосредоточенному взгляду его ореховых глаз, которые иногда, особенно в лучах вечернего солнца, казались насыщено-зелёными, будто он что-то задумал. Опять.
Джуд вздохнула и сделала вид, что поправляет причёску. На самом деле это был её обычный жест, когда задумалась — подносить руку к волосам. Она делала это на автомате, не всегда обращая внимания.
Гарольд Саксон. Она готова была поклясться не то, что на Конституции, даже на Библии, что уже слышала это имя раньше. Когда она впервые сказала ему об этом, он рассмеялся.
«Конечно, слышала, — беззаботно отозвался он, поправив сбившиеся в клубок волосы, — мы с тобой миллион лет знакомы».
Но нет. Это было не то. С первой же секунды, когда вспомнила его фамилию (она вспомнила её сама, безо всяких усилий), Джуд знала, понимала — она слышала его имя раньше. И совсем не в контексте имени её друга или любовника. У неё закралась мысль, что он делал что-то великое, но и ужасное однажды, отчего пострадали все, и она тоже. Это имя было заразным вирусом. Оно принадлежало ему, но и не ему — оно было именем человека, достигшего куда больших высот, чем небольшой частный бизнес.
Он был слишком другим для владельца небольшого бизнеса. Слишком породистым, слишком изысканным, слишком аристократичным. Конечно, ему больше не нужно было копаться в сломанных машинах самостоятельно, он не пачкал рук, а только давал указания работникам и контролировал работу фирмы. Но он работал с простыми ребятами, которым только нужно было заработать на кусок хлеба и, может быть, печенье для своих детей. В такой среде ты не можешь быть принцем. Серость и простота не притягивают успех. Подобное всегда притягивает подобное, как известно. А Гарри… он был другим. Он отличался от всех людей вокруг, и вовсе не потому, что у него, как и у неё, было два сердца. Здесь было что-то большее. Она точно знала, что его имя было известным всем однажды, что она помнила его взлёт, и, возможно, участвовала в его падении. Но, черт возьми, ни одно имя, получившее столько признания, не забывают напрочь. Его — забыли. Она уже твёрдо убедилась в этом. Всё, что удалось ей узнать, когда она, одержимая найти разгадку, устроила целое исследование по поиску его корней, — самые обычные сухие факты. Гарольд Саксон получил образование инженера, работал на крошечной фабрике в одном из провинциальных городков страны, затем в Лондоне, где позже основал свою фирму. Первые годы дела у его бизнеса шли не очень, однако позже всё наладилось. Теперь его фирма не только занимается починкой автомобилей, но и благотворительностью — ежегодно он жертвует крупную сумму в помощь людям, страдающим психическими заболеваниями, и часто помогает тем, у кого есть проблемы со слухом. Откуда на всё это деньги у обычного инженера, если доходы его явно не достигают миллиардов? Пожалуй, это была самая большая загадка. Вопрос без ответа.