Роза Тайлер, я люблю тебя!
— И вообще, с каких пор у тебя шуры-муры со смертью? Это я — её любовник. А ты — моя. Ты опять всё перепутала, дырявая голова!
Беги, Доктор, и помни меня.
— Ты опять собралась оставить меня одного, вертлявая твоя задница? Я не хочу! Я не могу оставаться один! Мне это уже надоело. Костью в горле стоит это одиночество. Ты шестую неделю в отключке, а мне что делать? Ты же, как всегда, не ответишь, правда? Вечно ты так. Оставляешь меня одного во Вселенной.
Никогда не путешествуй один, Доктор.
Топот ног. Хлопок двери.
— Мистер Саксон, мы просим вас покинуть палату. Мисс Тайлер нужно сделать укол и систему.
— Покинь палату сам. Желательно иди к чёрту.
— Тета, нельзя быть таким расхлябой!
Топот ног. Хлопки. Визг тормозов.
Чёрная дыра, выплёвывающая её из своих глубин, на поверхность космоса.
Она открывает глаза.
— Доктор Циско, она очнулась!
Какой назойливый шум. Как свет бьет по глазам! Насилует, режет.
Что происходит? Почему перед глазами всё плывёт? Она — женщина? У неё есть грудь. И красивая печень. Ей нравится её печень. Отлично.
— Мисс Тайлер? Вы слышите меня?
Кто такая мисс Тайлер? Кто все эти люди? Чего они от неё хотят?
— Мисс Тайлер, как вы себя чувствуете?
Мужчина, седобородый, с маленькими бегающими глазами. Полненькая медсестра, у которой вода по лицу течёт. Кажется, люди называют это «слёзы». Большой, мощный, счастливо улыбающийся парень. Он ей нравится. Плюшевый мишка.
Снова режет в ушах. Опять ужасный шум.
Она поднимает глаза, смотрит на того, кто держит её за руку. Она не помнит своего имени, но…
Она его знает. Он — родной.
Как же его зовут? Думай, Тета. Думай. Ты знаешь!
К… к… чёрт.
Он улыбается краешком губ. Ласково гладит её по руке.
И всё становится понятно.
— Котёнок! Коша!
Она улыбается и открывает объятья.
========== Глава 24. ==========
Мастер. 1 год, 1 неделя, 2 дня, 22 часа до…
Ну, вот и всё.
Вся их жизнь, с каждой секундой, с каждым мигом — падение в бездну. Куда более стремительное, чем могло бы показаться. Сегодня они рухнули в бездну окончательно. Грохнулись, сломав конечности.
Точнее, нет. Доктор, как всегда, отделался лёгким испугом, повредив руку. Мастер сломал себе шею.
Злой, потерянный, съедаемый тихой яростью, он шёл по улицам дождливого города, очень желая, больше всего на свете, слиться с толпой. Не получалось. На него косились все — спешащие по домам мамы, толкающие вперёд себя коляску, дети, бегущие по домам после внешкольных занятий, и даже собаки и коты, лениво восседающие на асфальте. Наверное, потому что он был слишком злой. А, быть может, слишком отчаявшийся. Он и сам не знал, какое чувство доминировало в нём сильнее.
В кои-то веки он пришёл к Доктору из чистого любопытства. Посмотреть на своё будущее. Поглядеть, как в этот раз изменился странный старик. Увидеть своё будущее. Понять, к чему они пришли после больной, драматичной, почти что трагичной последней встречи. Возможно, даже поговорить спустя несколько лет разлуки.
Но говорить ему было не с кем. Он не увидел Доктора, только старика, почему-то называющегося его именем, с попранными принципами, разодранной на куски душой, разочарованного во всём на свете, ненавидящего всё вокруг, с высокомерием, которому позавидовал бы всякий. Старик исполнил свою давнюю мечту — превратил его в послушного раба. В покорную марионетку. Мисси, встречи с которой он так ждал, когда частицы паззла сложились, не была Мастером. Она была сломанной игрушкой, искалеченным инвалидом, слабой пародией блистательного уничтожителя планет, каким он, Мастер, когда-то был. Доктор дёргал его, Мастера, за ниточки всегда, но он всегда сопротивлялся. Мисси просила, чтобы её дёргали за ниточки ещё сильнее — взглядом, губами, жестами, каждым вздохом. Мисси потеряла себя. Доктор поставил её вровень со своими спутниками — безликими обезьянками на потеху.
Это было больно. Куда больнее, чем бесконечный роман со смертью, который Мастер закрутил ещё будучи почти мальчишкой. Она его не спрашивала. Просто пришла, и изнасиловала. Поддавшийся насилию однажды, больше не может ему сопротивляться. Это было больнее даже сотни барабанов в голове, впивающихся в мозг. Лучше бы его и дальше убивали барабаны — они делали это медленно и деликатно. Не то, что Доктор. Мастер знал, что убьет себя, когда, взяв Мисси за руку, хромал с ней куда угодно, лишь бы от Доктора подальше. Правда, окончательно в это поверить мешала проклятая надежда — видимо, она и вправду умирает последней. И рушится стремительно быстро.
Когда он, поверженный, разбитый, летел в своей синей будке, хохоча своему жалкому будущему в лицо, это был последний бастион. Единственный способ защититься. Ему не было смешно или даже горько. У него было пусто на душе и очень холодно внутри. Но, вернувшись в свой временной отрезок, который теперь казался единственным уютным пристанищем, Мастер с изумлением обнаружил, что его регенерация остановилась. Понадобилось всего два дня, чтобы залечить рану, смертельную, зудящую как почти затянувшийся синяк.
Он не знал, как такое возможно, и не хотел разбираться. Не было сил, и нужно было время для воплощения решения, которое принял в ту же минуту, когда понял, что, вопреки всем законам, он всё ещё живой. Ему нужно было убить Доктора, и убивать он решил медленно и изощрённо. Так проще. Слаще. Будет время смаковать вином победы по глоткам.
Но это, решил он, будет потом. Позже. Сейчас он лишь возвращался в прошлое, во временную линию несносного Доктора, туда, где его оставил, чтобы, наконец, сказать ему всё, чтобы заявить о самом важном. Высказать наболевшее. Проорать в самодовольную рожу, что больше он, Доктор, не посмеет так с ним, давним другом, самым главным врагом, так обращаться. И изо всех сил врезать ему по косматой башке. Так, чтобы, завертевшись, она оторвалась и покатилась по грязному асфальту.
Он шёл злой, разъяренный, пряча сжатые в карман кулаки. Которые чесались и требовали драки. Мастер поклялся даже, что, если поймает ещё хоть один косой взгляд, непременно поколотит его владельца.
Он пробивался сквозь толпу, не обращая внимания ни на что, толкая нерасторопных растяп локтями и наступая людишкам на ноги. Слышал возмущения, угрозы, визгливый крик. Оборачивался. Долго смотрел в глаза. И, конечно, любимые щеночки Доктора тут же становились его рабами. Как предсказуемо. Как пресно.
— Жди, Доктор. Совсем скоро ты станешь моим рабом. И больше тебе не вырваться. Теперь я не отпущу. Никогда.
Он шёл по следу, сканируя отверткой каждый дюйм. Отвёртка визгливо пищала. Доктор был рядом.
А потом случилось то, от чего он буквально впал в ступор.
Он увидел новое лицо старого друга, несносного врага.
Доктор превратился в блондиночку.
Сперва Мастер глазам своим не поверил. Сощурился. Похлопал ресницами, когда понял, что глаза обдуло на ветру. Стукнул себя под дых, чтобы доказать, что это правда, а не игры его помешанного воображения.
Доктор стал милой курносой блондинкой.
Она шла, пошатываясь, довольно неуклюже маневрируя среди людей, иногда пиная камешком ботинок землю. Она явно куда-то торопилась. Взгляд был сосредоточенный, смотрел прямо перед собой, сверлил асфальт.
Мастер выступил вперёд, преграждая ей путь. Так, чтобы у неё не было шансов не столкнуться.