- Вставай, жирдяй, из-за тебя я сегодня остался без завтрака! Пшёл быстро на кухню!
Всё, «церемония утреннего приветствия» была наконец-то, окончена, отец вышел из каморки, с силой закрыв дверь, а сынок вздохнул с облегчением. Теперь, когда Бад вышел, можно было не ломать комедию, а спокойно встать. Надев шорты, синюю футболку и жилетку, Гидеон, подождав несколько секунд для вида, все-таки открыл дверь в весьма хорошо обставленную комнату. Она составляла полный контраст его каморке. Это была большая просторная комната с обоями, на полу ковры, у стен стояли соответственно широкий диван и телевизор, а попадавший из окна свет заливал всё помещение.
Тем не менее, не желая злить предков, Гидеон прошёл через всё это великолепие по сравнению с его скудной обстановкой. Казалось, всё на кухне, в единственной комнате во всём доме, было разбито на три категории: по одной для каждого из родителей и для него. Если стулья, то два хороших, а третий простой деревянный, хотя бы лакированный, но лишь для виду. Если посуда, то ему, Гидеону, доставалась только одна тарелка, чашка и комплект столовых приборов, для посуды же родителей был отдельный шкафчик. В остальных комнатах не было абсолютно никаких следов его существования, а сама дверь в его каморку была такая неприметная, что и не сразу её заметишь. Снаружи она даже была оклеена обоями, как и стены.
Войдя на кухню, Гидеон почувствовал уничтожающий взгляд родителей, которые за учебный год уже привыкли, что сын встаёт первым и всё время готовит завтрак. Как оказалось, к его же счастью, родители, по крайней мере, сегодня не хотели свежесваренный кофе. Так что сегодня этот «завтрак» пройдёт быстрее – хоть какая-то хорошая новость. Вылив несколько яиц на сковородку и положив туда же ломтики бекона, Гидеон начал готовить. Мясо аппетитно зажаривалось на сковородке, покрываясь тёмной хрустящей корочкой, от него отлетали капельки жира, а запах на кухне был невообразимым.
Разложив сначала родителям на тарелки (благоразумно накладывая так, чтобы там буквально не было свободного места), а остатки на свою, Гидеон уселся за стол, чувствуя себя тут крайне неуютно. Отец, кажется, буквально пронзал взглядом его тарелку, не украл ли что-то сынок у него, потом взял наведённый им же чай и немного отпил. Судя по скривившемуся выражению лица, полное отсутствие сахара в чае ему не понравилось, потому он вернул кружку сыну.
Гидеон не стремился разобраться скорее со всем этим, наоборот, он ел как можно медленнее. Для него в этом доме, казалось, всё было подвержено далеко не самому приятному, однако уже заученному распорядку. Слишком быстро съешь свой «завтрак» – будут считать, а значит и гнобить из-за того, что ты стоишь у них над душой, а уходить, пока не съедят остальные, нельзя. А если слишком медлить, то вообще не позавтракаешь. Потому он просто медленно покусывал ломтики, следя за тем, с какой скоростью уплетают их родители, дабы успеть точно в срок. Только-только расправившись с обедом и выслушав от отца очередную порцию угроз на тему того, что если его выставят с работы из Хижины Чудес, то Гидеона выбросят на улицу. Он уже привык подобным заявлениям, тем более что никогда не появлялось реальной угрозы их осуществления. Хотя порой, Гидеону было даже жаль, что они не осуществлялись, а потому он просто делал напуганное выражение лица.
Сумев улизнуть из дома, он вышел на улицу, где за время приготовления завтрака небо уже заволокло тучами, и начался небольшой моросящий дождь. Дома вокруг были идеальными, изумрудно-зелёный газон, казалось, был только что полит и кичился своей свежестью. Левее шедших от дверей дома брусчатых дорожек стояли почтовые ящики, а правее – темно-зеленые фонарные столбы. Казалось, что все дома этой небольшой улочки были одинаковыми, но так только казалось. Ведь все они были разными: где-то был гараж, а кто-то ставил машину на обочину; где-то дом был двухэтажным, а где-то одноэтажным; у каких-то домов был собственный чердак, у каких-то нет. Однако у всех этих домов была одна отличительная черта – идеальность и ухоженность.
Кто-то, быть может, и согласился бы жить тут, однако Гидеон с радостью увидел контрастирующее на фоне всего этого идеального мирка пятно. На другой стороне улицы, словно не желая показываться его родителям и боясь, что те его не выпустят, на велосипеде сидела Пасифика. Даже несмотря на то, что ни его родители, ни соседи не могли её терпеть, хотя бы из-за того, что она была одета в заношенную одежду, Гидеон был рад ей. Зная, что на него сваливали всю работу в доме, та всегда приезжала к его дому, дожидаясь своего друга. Да, он был рад хотя бы тому, что хоть кто-то не издевался над ним. Кроме того, это означало, что они идут в Хижину Тайн. А значит, у Гидеона появился на всё лето отличный повод как можно дольше не бывать дома.
- Гидеон, вот зачем ты, спрашивается, позволяешь им так издеваться над собой? Они же так делают только от того, что ты ничего не говоришь, абсолютно не сопротивляешься! Тебе всё это доставляет удовольствие?! Может, ты – мазохист?!
Ох, это казалось, уже был двадцатый или сотый… да без разницы, случай, когда Пасифика заводила этот разговор. Не то что бы она, по мнению Гидеона, уже надеялась на какое-то действие со стороны своего друга, но похоже, что ей просто не давало успокоиться чувство внутренней справедливости.
- Пас, ты же знаешь, если им отвечать, то они будут только больше измываться и пытаться выжить из дому. Поверь, с ними лучше вести себя как Ганди. Если не злить их, то они и не будут особенно донимать меня… Пошли уже лучше отсюда, а то мне кажется, на нас вся улица смотрит…
Пасифика с неохотой проснулась от ударившего в глаза солнечного света, недовольно потянувшись, и всё-таки провалявшись несколько минут в своей кровати. Да, кровать пусть и старая, с жёсткими пружинами и чуть-чуть меньше чем её рост, но, тем не менее, это ее кровать и она спит в ней, так что нечего жаловаться. Она всё-таки встала, скинув лёгкое одеяльце. Пальцы коснулись холодного дощатого пола, что сразу вызвало у неё желание вновь спрятаться в постель. Однако, пусть и с трудом, но она его преодолела.
Встав посреди своей небольшой, но любовно обставленной комнатки, Пасифика в несколько заношенной пижаме потянулась и попыталась продрать глаза… Нет, ничего не получается. Потому она просто в полусонном состоянии протопала к двери, открывавшей вход в кухню, и переступила через порог своей комнаты, выходившей одновременно в гостиную и кухню.
На другой стороне комнаты, возле газовой плиты, на которой готовился обед, стояла её мама. Блондинка осторожно подошла к ней сзади, слегка вздрагивая, когда наступала на какой-то мелкий сор на полу, и набросилась, обнимая её со спины. Спустя пять секунд комнату заполнил звонкий смех обеих Нортвестов, который окончательно вывел её из состояния сна.
- Мама, что у нас сегодня на завтрак? – спросила Пасифика, конечно, бросив взгляд на плиту, она уже знала что там, однако она уже привыкла спрашивать это каждый день, – овсянка?
- Да, садись, сейчас положу.
Услышав смех на кухне, из комнаты вышел отец, усмехаясь через свои тёмно-коричневые усы. На нём уже была привычная для него одежда из рубашки и темно-синих штанов и, как всегда в подобных ситуациях, он заговорил своим живым звучным, слегка смеющимся голосом:
- Пасифика, не сломай матери спину!
Спустя пять минут на столе уже лежала миска с приготовленной на воде овсяной кашей с небольшим кусочком масла, а так же слегка подслащенный чай. Она, безусловно, знала, что родители её очень любят, а потому всё время стараются что-то ей подложить, а сами обходятся меньшим. Но, то ли из-за нежелания отказывать, то ли из-за радости хотя бы таким мелочам, она не могла не съесть этот, пусть и скудный, но всё-таки сытный завтрак.
После завтрака она сначала отправилась к умывальнику, а затем к себе в комнату – собираться. Как ни странно, каждый день в этот момент её главным вопросом было: «Что надеть»? Хотя, казалось бы, выбор вроде бы был не велик – несколько собственноручно связанных свитеров и пара блузок, однако она каждый раз тщательно задавалась этим вопросом.