Кот хрипло мяукнул, как бы отвечая Насте, и вдруг вновь начал превращаться, на этот раз в Книгу… а Настя, постояв ещё некоторое время в нерешительности и подождав окончание вторичного сего превращения, медленно к ней подошла, наклонившись, вновь взяла в руки. Потом, тихо, не спеша, продолжила свой путь.
Дальнейшее её продвижение не было отмечено какими-либо особыми происшествиями, разве что редкие прохожие по-прежнему оборачивались ей вслед. Вскоре Настя стояла уже возле такого знакомого ей подъезда одной старой доброй пятиэтажки хрущёвских ещё времён, ничем особенным не выделяющейся из целого ряда себе подобных.
Поднимаясь на третий этаж по грязной, слабо освещённой лестнице, Настя запоздало пожалела о том, что второпях не успела одеться, выходя из дому. Тогда это её крайне мало волновало, вернее, не волновало вовсе, а вот сейчас почему-то начало волновать. Там, у гроба наверняка будут сидеть люди… отец, мачеха… старушки-соседки. Всё траурно, всё печально, всё честь по чести. И тут входит она, Настя, в легкомысленной своей ночнушке да ещё и босиком в придачу…
«Но это же сон! — мысленно успокоила себя Настя. — Кто будет обращать внимание во сне на подобные мелочи! Да и не нужны мне во сне всякие там старушки!»
Как ни странно, но и в этом Настя оказалась совершенно права.
Подойдя к двери, она не стала ни стучать, ни звонить. Осторожно толкнув входную дверь и убедившись, что дверь вовсе не заперта, Настя медленно, не спеша вошла в тёмную прихожую. Почти сразу же в прихожей зажёгся свет и Настя, встрепенувшись, приготовилась объяснить, кто она такая и почему оказалась здесь, да ещё в таком странном виде… но объяснять было просто не кому. Прихожая была совершенно пуста… и кто в таком случае зажёг в ней свет — тоже было совершенно неясно.
«Странно! — невольно подумала Настя, ещё раз внимательно оглядев пустую прихожую. — Впрочем, это же сон, а во сне ещё и не такое бывает!»
Но ведь кто-то живой должен был быть в доме, даже во сне!
На кухне горел свет, и Настя тотчас же поспешила туда… и обнаружила наконец-таки первого живого человека в квартире. Впрочем, живым назвать его можно было лишь условно.
На кухне, под столом, спал мертвецки-пьяным сном разлюбезный Вероникин папашка. Вокруг него в полном беспорядке валялись порожние винные бутылки… одна бутылка, наполовину ещё полная, сиротливо возвышалась посреди грязного неубранного стола.
Внимательно рассматривая «безутешного» родителя, Настя почувствовала вдруг некое смятение, что ли. А что, если Веронику уже похоронили вчера, что, если она опоздала… впрочем, во сне трудно опоздать… или такое всё же возможно?
Настя вновь вышла в прихожую, огляделась по сторонам.
Вокруг по-прежнему было тихо, но в комнате справа тоже было светло, и Настя пошла туда по коридору. Заглянула в комнату и остановилась на пороге, как вкопанная.
Это был сон, всего только сон… но даже во сне ей стало вдруг страшно.
В комнате, почти на самой её середине, стоял на трёх табуретках красный гроб, а в гробу Настя с ужасом увидела мёртвую Веронику. Тускло горела единственная свеча у изголовья, на стуле возле гроба сидела, пригорюнившись, одинокая старушка в тёмном платке. Некоторое время старушка ещё сидела неподвижно — возможно, она дремала — но вот старушка пошевелилась, подняла голову и увидела в дверях Настю. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
— Я… — начала было Настя и тут же запнулась, не зная, что сказать дальше.
Она хотела объяснить старушке, что Вероника была её лучшей подругой, что погибла она по несчастному стечению обстоятельств, спасая именно её, Настю, а потому Настя не могла не придти сюда. А этот её странный внешний вид не имеет никакого совершенно значения — всё это потому только, что одеваться Насте было некогда. Да и потом, если всё это только сон — какое, скажите, значение имеет внешний вид…
Или всё же имеет?
Но старушка заговорила первая.
— Поспала, деточка? — спросила она ласково, вставая со стула… тут же, не дав Насте ответить, продолжила: — Посиди, посиди возле сестрички… посмотри на неё в последний раз! Посиди… нельзя так оставлять, грех, кто-то должен посидеть. А мне домой пора.
Ошеломленная Настя раскрыла, было, рот, для возражения, но тут же снова его закрыла. Старушка очевидно приняла Настю за какую-то дальнюю родственницу Вероники, за двоюродную сестру, возможно. Спала сестрица с дороги, теперь вот проснулась, пришла на смену ей, старушке, скорее всего, одной из ближайших соседок по подъезду…
— Не стыда, ни совести у людей! — пробормотала старушка, проходя мимо Насти и тут же останавливаясь рядом с ней. — Пускай не родное дитя… да разве ж можно так поступать! Сына в охапку и укатила… разбирайтесь, мол, как хотите! А отец родной! Срам-то какой! — быстро взглянув на Настю, старушка всхлипнула. — А ты посиди, детка, посиди! Надо кому-то посидеть… а я потом ещё забегу, с утра…