Старушка вышла, а Настя осталась одна в полутёмной безмолвной комнате рядом с мёртвой Вероникой. И вздрогнула от буквально обжёгшей её страшной догадки.
«Это не сон! — подумалось вдруг Насте. — Это всё наяву со мной происходит!»
От страха у неё задрожали колени… книга выпала вдруг из ослабевших Настиных пальцев… выпала, с глухим стуком упала на пол, но Настя этого даже не услышала. Ей было страшно, очень страшно… больше всего на свете хотелось ей повернуться и бежать прочь отсюда, но там, на улице, тоже было не лучше. Там было сейчас темно и безлюдно, где-то среди ночной темноты по-прежнему шастали те пьяные отморозки, а Настя была, как и прежде, босиком и в одной почти прозрачной этой ночной сорочке, под которой, вообще, ничего больше не было…
«А, может, это всё-таки сон! — тоскливо подумалось Насте. — Пусть это будет всего лишь сном, сделайте так, чтобы всё это мне только снилось! Сделайте, чтобы я смогла, наконец, проснуться!»
С отчаянной решимостью Настя изо всей силы ударила себе по щеке, потом, почти сразу же — по второй…
— Просыпайся же, просыпайся! — лупя себя по мордасам, бормотала вполголоса Настя. — Да проснись же ты, идиотка!
На какое-то мгновение ей показалось вдруг, что Вероника чуть шевельнулась на своём страшном ложе, и Настя испуганно замерла с прижатой к щеке рукой. Но скорее всего ей это только почудилось, вокруг всё было по-прежнему тихо и неподвижно, слышно было только как, сгорая, потрескивает свеча у изголовья покойницы. Зато на кухне послышался вдруг какой-то шум, забормотал чей-то невнятный голос, и Настя поняла, что там пробудился, наконец, от сна Вероникин папаша. Вот его тяжёлые шаги послышались в прихожей, там сразу же что-то грохнула и обрушилось… шаги всё ближе, ближе… сейчас он войдёт сюда и увидит её, Настю, увидит в таком вот неприглядном виде. Оглядевшись по сторонам, Настя быстренько подхватила с комода какое-то покрывало, так же быстро накинула его себе на плечи, и в это самое время в дверях комнаты появился Вероникин отец. Остановившись на пороге, он некоторое время молча смотрел на Настю, молча и с каким-то недоумением, что ли…
— Это я, дядя Саша! — робко произнесла Настя. — Это я, Настя!
— Ты? — некоторое время он пьяно смотрел на Настю, то ли узнавая её, то ли всё же так и не узнавая, потом он осмотрелся по сторонам, вновь повернулся в Настину сторону: — Люська не вернулась?
Люсей звали его вторую жену, Вероникину мачеху.
— Нет, дядя Саша, — всё так же робко и еле слышно сказала Настя. — Я её тут не видела. — Настя помолчала немного и всё так же тихо добавила: — А, может… может, она спит уже?
— Сука она! — неожиданно сказал Вероникин отец почти трезвым голосом… шатаясь, он прошел мимо Насти, подойдя к гробу вплотную, остановился, некоторое время молча смотрел на мёртвую дочь, потом снова повернулся к Насте. — Все они суки, Настя, ты поняла! — он вдруг громко икнул. — А ты человек, Настя! Ты одна человек!
Он опустился на единственный стул возле гроба, да так и замер там, низко опустив голову. Шло время, а он всё продолжал и продолжал сидеть молча и неподвижно, Настя решила даже, что он вновь уснул… но в это самое время отец Вероники снова поднял голову и посмотрел на Настю.
— А ты чего тут?
И, не дожидаясь ответа, снова замер или задремал, низко опустив голову.
А Настя стояла возле двери, ни жива, ни мертва. Она боялась уйти, боялась остаться, она боялась Чёрной книги, до поры до времени неподвижно лежащей у самых её ног… она-то знала, во что может превратиться в любое мгновение эта самая книга…
А может это всё-таки сон?
Вероникин отец вдруг снова вскинул голову, потом встал и, пьяно пошатываясь, двинулся к выходу из комнаты.
«Не уходите, пожалуйста!» — захотелось крикнуть Насти… но она почему-то так и не крикнула, промолчала, а Вероникин отец, проходя мимо, неожиданно остановился и окинул девушку мутным тяжёлым взглядом.
Настя поёжилась.
— Ты человек! — Вероникин отец громко икнул и добавил: — Выпить хочешь?
Потом, не дожидаясь даже ответа, он вышел из комнаты.
Казалось, Чёрная книга только этого и ожидала. Она вдруг шевельнулась, потом начала как-то странно съёживаться, даже не съёживаться, а скорее округляться, менять очертания… ещё немного — и вот уже перед омертвевшей от ужаса Настей вновь возник всё тот же чёрный кот. Хрипло протяжно мурлыча, кот медленно двинулся по направлению к гробу.