Свиток 10
Еду приносили ещё несколько раз после того, как меня посетил мастер Дитон. Перед уходом он оставил мне флакон вопреки моим попыткам отговорить его, и я спрятал его в сапог, потому что не знал, куда ещё можно было спрятать так, чтобы никто ничего не заподозрил.
Когда дверь в мою камеру в очередной раз открылась и когда два стражника, оба в чёрном, обнажив мечи, зашли внутрь, я понял: начался тот самый день. День Тринадцати Огней.
Надев мне на голову мешок и связав руки, они повели меня куда-то. Сначала было холодно, потом тепло (признаться, я специально запнулся, чтобы подольше побыть на тепле), а потом снова холодно. Постепенно я стал различать отдалённые крики, доносившиеся откуда-то впереди.
Но вот крики становились всё громче и громче, а затем, после хлопка двери, снова исчезли. Один из стражников снял с меня мешок, а затем развязал мне руки. Верёвка за время похода в неизвестность так натерла мне руки, что я невольно потёр их. «Можно было и не так туго завязывать узлы» — подумал я.
Место, в котором я оказался, скорее напоминало мне нашу оружейную, но это было не оно. На стенах здесь висели мечи и стальные щиты, но были и баклеры, небольшие деревянные щиты, обтянутые кожей с выпуклым центром и годные скорее для парирования, нежели для блока, посохи и луки с колчанами, полные стрел, а под ними лежали талисманы для клириков; прямо в центре стояли головы манекенов со стальными шлемами и просто повязками на лицо; чуть позади на полках валялись кожаные доспехи с гербами разных Башен.
— Ты.
Я обернулся и посмотрел на одного из стражников.
— Нам было приказано доставить тебя сюда, чтобы ты взял всё, что нужно, прежде чем отправиться на арену. Давай не задерживайся: битва скоро начнётся...
Я было только взглянул на стойку с мечами, но другой стражник сказал:
— И, да, нас известили о том, что ты сделал. Согласно приказу, тебе разрешено взять лишь баклер, скрамасакс да повязку на лицо. И если ты ослушаешься, то мы вправе убить тебя.
Я посмотрел на него. Устраивать битву с двумя стражниками сейчас было равносильно самоубийству, и я не хотел отправляться на тот свет раньше времени. Лучше умереть на арене, но достойно, чем вот так, неизвестно где и позорно.
После того, как я взял всё, что мне было разрешено, и отдал одному из стражников, мне вновь завязали глаза и связали руки. Скрипнула дверь, и я снова попал на шумную улицу. Крики теперь были намного громче: битва действительно скоро начнётся, и зрителям хотелось поскорее увидеть бой.
Я успел досчитать до ста шестидесяти девяти, прежде чем меня снова куда-то завели, но на этот раз я не услышал даже звука открывающейся двери или подъёма каких-либо ворот: крики разом стихли, а сам воздух, казалось, потяжелел от пепельной пыли в нём. Мгновением позже я услышал, как верёвка разрезается ножом. Руки теперь мои были свободны, и я без труда снял повязку с глаз.
То, что я увидел, повергло меня и в восхищение, и в ужас: за решёткой начиналась круглая арена, в которой на равном расстоянии друг от друга стояли тринадцать колонн. Размерами она, должно быть, была в несколько раз больше нашей тренировочной площадки. Несмотря на размеры одной только арены, я удивился тому, что не видел её раньше.
Зрители были на своих местах, а четыре мастера восседали в отдельном сооружении. Среди них я смог различить ещё одну фигуру, но, как бы мне ни хотелось, я не мог разглядеть её более подробно.
Я отвёл взгляд. Должно быть, я скоро умру здесь, хотя последние события показали, что я склонен ошибаться в догадках и предположениях.
Только сейчас мне пришло в голову поскорее приготовиться к встрече со своей судьбой. За спиной, около стены, лежали аккуратно сложенная лицевая повязка, скрамасакс и баклер. Но прежде чем надеть повязку, я извлёк подаренный мне флакон. Кровь казалась практически чёрной, но всё же имела красноватый оттенок. Я открыл флакон и поднёс горлышко к носу. Оттуда ударил резкий запах железа с мясом. Я закрыл флакон и отшвырнул его в сторону. Завязав повязку на лицо, я взял в левую руку баклер, а в правую — оружие.