Я не ответила и стала подниматься дальше.
– Янка! – опять крикнул Макс.
Я резко остановилась.
– Знаешь, что, – сказала, – отстань.
– Ты чего? – Макс схватил меня за руку и развернул к себе.
– Отстань. Не надо ко мне больше приходить. И писать мне не надо. И звонить. Просто отстань.
– Да почему?
– Да потому что ты приходишь, когда это удобно тебе. Пишешь, когда это удобно тебе. И уходишь, когда хочешь. По неделям не отвечаешь на мои сообщения. Меня уже достало всё это. Мне плевать на твои правила и твои проблемы. У меня свои есть. Не хочешь нормально общаться – отвали от меня и не пиши мне больше.
– А нормально – это как?
– Это чтобы знать, что с нами происходит. А не искать друг друга по квартирам. Ты считаешь ненормальным, когда я волнуюсь за тебя? За тебя вообще кто-нибудь когда-нибудь волновался? Неужели в твоей жизни было так много людей, которые бы за тебя волновались? Так много, что ты готов ими вот так разбрасываться, как мной? Да что ты за человек после этого?
– Янка! Я не хотел тебя обидеть.
– Обидеть?! – мне захотелось рассмеяться, как тогда, около той машины с незнакомыми мужиками, которые готовы были дать за меня тысячу рублей. Макс сейчас мне казался даже хуже, чем они. – Да иди ты к чёрту! Ты делаешь только то, что ты хочешь и говоришь только то, что хочешь. А если не хочешь – не говоришь ничего. Привык быть один? Хочешь быть один? Будь один. Тогда что тебе надо от меня?
– А что тебе надо от меня?
Я смотрела на него и понимала, что уже, наверное, ничего. Есть моменты, когда вдруг понимаешь, что не хочешь больше ничего. И это был один из них. Как бы я не хотела изменить Макса и как бы сильно не хотела быть с ним – это невозможно.
– Ты была в организации и тоже мне ничего не сказала.
– Не нравится, когда тебе не говорят, да?
– Хорошо. Если ты хочешь знать, чем я занимаюсь – я тебе покажу. Приходи в воскресенье на станцию, на Ухтомку, к семи вечера. Увидишь сама.
Макс отпустил мою руку, и только сейчас я почувствовала, как сильно и больно он её сжимал. Совсем не так, как касался её Пётр, когда слегка, словно боясь повредить, пожимал моё запястье.
– Вот там и увидимся! – крикнула я и быстро поднялась на свой этаж.
На этот раз Макс не пошёл за мной, и сегодня мы не стояли на пятом этаже под крышей, обнимаясь и целуясь долго, как это было раньше всегда.
4
В квартире странная и щемящая тишина. Я не любила такую тишину. Она висела всегда, если отца не было дома. Обычно он включал телевизор, и фоном орала реклама, новости, сериалы – все эти шумные весёлые звуки из совсем другой жизни. А сейчас никаких звуков не было – только звенящая тишина.
На кухне сидела незнакомая женщина. В пальто, в сапогах, сняв только шапку и держа её в руках. Грязные следы тянулись из коридора до самой кухни. Отец стоял рядом и молчал. Он обернулся, увидел меня, и посмотрел на женщину.
– Это твоя дочь? – спросила она.
– Да, – ответил отец. А потом сказал уже мне, – мы немного поговорим, ты иди.
Я осталась стоять на месте, словно не расслышав. Тогда отец повторил. Уже из своей комнаты я слышала, как эта женщина уходила.
– Хоть увидела, как ты живёшь, – голос у неё был спокойный и строгий, словно у учительницы или врача.
Он закрыл за ней дверь. Не было ничего, чему положено быть при прощании – «до скорого», «звони», «увидимся». Только звук закрывшейся двери – хлопок – и больше ничего.
Отец зашёл ко мне в комнату.
– Кто она? – спросила я.
Отец сел на диван. Я посмотрела на него, и мне показалось, что я не видела его много лет. Он изменился. Хотя на самом деле изменился не он, а, наверное, я.
– Кто она? – я повторила вопрос.
Отец молчал. Потом сказал:
– Если вдруг меня не будет, а что-то случится, деньги лежат в ванной, на шкафу, вверху. Завёрнуты в пакет. Там много. Но все не трать. И матери не давай. Сама покупай, что надо. А лучше положи на счёт – тебе на будущее.
– Кто она? – опять спросила я.
– Никто, – наконец, ответил отец. – Подруга.
Я отвернулась от него и уткнулась в компьютер. Отец уходил к этой женщине – это было ясно. Я постаралась вспомнить, как она выглядела. Она выглядела плохо – хуже мамы. Старше, была совсем не накрашенная, волосы серые, тусклые. Неужели она могла понравиться отцу?
Я вспомнила, как отец, когда пил, включал музыку. Он всегда включал одно и то же – джаз. Диск крутился и крутился бесконечно. Пока отец спал, у него играла и играла одна и та же музыка. Только перед приходом мамы я выключала её. Тогда отец просыпался.
Ещё я вспомнила, что всегда грела отцу еду – мамы часто не было дома, даже по выходным. Я доставала суп, наливала два половника в кастрюльку и ставила на плиту. Микроволновку отец не признавал. Это стало моей обязанностью – греть отцу еду. Сам он этого никогда не делал, если только не был один.