– Ну что ты ломаешься? – не понимала Костяшка. – Первый раз что ли?
– А если первый?
– Тогда тем более. Чего ждать-то?
– Ну не знаю. Надо, наверное, любить.
– Это не обязательно. Я, например, никого не люблю. Но парень-то всё равно нужен.
– Зачем, если не любишь?
– Так все живут, – она пожала плечами, – а Макс нормальный. Уж лучше Белого. Тебе вообще повезло. Если ты его кинешь, он себе быстро кого-нибудь подцепит. На него девчонки, знаешь, как вешаются?
– А что, обычно либо спят, либо бросают?
– Конечно.
Пробиться к памятнику было непросто. Я не видела ни начало этим людским колоннам, ни конца. Все были одеты одинаково – чёрные рубашки, чёрные куртки, военные чёрные брюки и высокие ботинки на шнуровке. Я была одета так же и уже не выделялась на фоне остальных. Наконец, мы нашли свою колонну.
Все стояли по стойке «смирно», ровно и спокойно – я не ожидала такого порядка от толпы. Я видела и раньше митинги, но я видела только, как какие-то школьники лезут на заборы, фонтаны, что-то орут оттуда. Видела, как полиция их стаскивает и раскидывает по автозакам. Видела, как начинают драться, бросают зажигательные смеси. Но я первый раз видела такую почти военную организованность и дисциплину.
Потом раздалась команда – как эхо над площадью. Лидеры колонн, у которых в руках был мегафон, закричали:
– Строимся! Идём друг за другом строго в колонне.
Одним из этих голосов был голос Петра. Я вздрогнула. То ли от этого голоса, то ли от того, как быстро и чётко все эти колонны двинулись к центру Москвы.
Мы шли друг за другом, выкрикивая лозунги.
– Слава свободной России!
– Вернём Россию русским!
– Русские или смерть!
– Жизнь без эмигрантов!
– Русской Земле – русское правительство!
– За белую власть! За белый мир!
И среди всех этих лозунгов уже знакомый, который повторялся трижды:
– Слава России! Слава России! Слава России!
Мы шли долго. Я держалась рядом с Максом, боясь отстать и потеряться. Тысячи людей вокруг то и дело разворачивали новые флаги, растяжки. Кто-то раскидывал листовки – и сотни чёрных бумажек с красной свастикой разлетались по улицам.
Вдруг мы остановились.
– Направо! – прозвучала команда.
Все, как один, повернулись направо, повинуясь одному этому звуку. Говорил Пётр.
– Бойцы и соратники! Скоро в России грянет гром. Праведный гром над головами всех, кто Россию грабил, предавал, унижал. Но гром этот будет рукотворный. И сотворим его мы. Сейчас мы идём без оружия. Но настанет день, и вы выйдете в этом же строю, в этой же колонне, со своими соратниками для того, чтобы отвоевать Россию и вернуть её законным владельцам. Запомните это! Мы отомстим каждому, кто запятнал себя. Мы не забудем никого. Никто не уйдёт от нашего русского удара. Слава России! Слава русским!
– Слава России! – прогремело над всеми улицами.
Над моим ухом – голос Макса:
– Слава России!
И я вместе со всеми:
– Слава России!
Потом всё перемешалось. Пошли быстрее. Я отстала и потеряла Макса. Но я даже была рада – мне хотелось побыть одной в этой толпе чёрно-красных людей.
У меня вдруг впервые возникло новое чувство – чувство единения со всеми этими чужими людьми. Я была частью чего-то целого, чего-то большего, чем даже весь мир. Мне казалось, что этот памятник и эту улицу, и этот город можно снести, можно хотя бы покачнуть. Весь мой мир до них с его непонятными для меня законами казался ненастоящим, а здесь для меня всё было просто и красиво. Тысячи людей с поднятыми вверх руками, руководимые богом или дьяволом – да не важно кем. Это было для меня сигналом к свободе, символом свободы, символом силы. Наверное, именно это чувство заставляет людей вставать в их ряды и мешает отступить даже, если впереди – мясорубка. И над всеми этими людьми я слышала голос того, кто отдавал приказы. Мне хотелось идти за его голосом – не важно куда.
Наконец остановились на Октябрьской. Сам митинг шёл недолго – и вскоре всем был отдан приказ разъехаться по домам.
Я поехала на Площадь Ильича. Мы договорились заранее с Максом, что встретимся там, если потеряемся. Его телефон не отвечал, и я стояла у штаба одна. Заходить внутрь не хотелось.