Вдруг я услышала голос, который только что призывал к белой свободе.
– Почему в штаб не заходишь?
Это был Пётр.
– Не знаю, – ответила я машинально.
– Вообще, в форме и с нашивками лучше не разгуливать по городу. По крайней мере, одной. Уродов хватает. Тебе куда ехать?
– В Люберцы.
– В Люберцы… – он достал телефон и включил навигатор, – недалеко. Я тебя подброшу. Не ходи одна. Райончик у нас так себе, – он улыбнулся.
Улыбнулся. Пронеслась мысль о Максе, но тут же как-то скрылась. И я сказала:
– Хорошо.
Мы сели в его холодную машину. Шёл снег, и Пётр стал прогревал мотор и очищать стёкла от наледи. Я смотрела на него сквозь лобовое стекло. Было странно видеть, как он молча чистит его от снега и льда. И я вдруг поняла, что с того самого момента, как мы случайно встретились в парке во время его учений, мысль о нём жила в моей голове постоянно. Я что-то делала, о чём-то говорила, куда-то ездила с Максом, целовалась с ним в подъезде, но мысль о том, что сейчас делает Пётр, где он и кто он, крутилась в моей голове снова и снова. Как двусторонняя кассета, какие были у моего отца. Если такую кассету поставить в магнитофон, то она будет играть бесконечно, сама переворачиваться на другую сторону и снова, и снова заводить одни и те же песни. То же самое происходило в моей голове. Не было ни одной секунды, когда бы я не думала о нём. Ни одной.
Салон быстро нагрелся.
– Ты не очень торопишься? – он сел в машину рядом со мной и опять улыбнулся, – пусть оттает немного, а то не видно ничего. Декабрь, а льёт какой-то ледяной дождь. Странная зима в этом году.
– И лето было холодным, – я говорила как-то машинально только потому, что нужно было что-то сказать.
В его машине не было уютно и чисто. В пепельнице лежали окурки и неприятно пахло сигаретами, хотя я всегда любила этот запах. На ковриках валялись смятые бумажки, а на заднем сиденье были разбросаны музыкальные диски, грязные куртки, лежал пакет с вывалившейся из него спортивной формой.
– Извини, – он, видимо, заметил мой взгляд, – полжизни в машине провожу, а как-то всё некогда убраться.
Его машина совсем не такая, как машина моего отца. У отца – старая двадцатилетняя «Мазда», пахнущая маслом, бензином, едким одеколоном. У Петра – новая, бесшумная, пахнущая дымом. Я ещё не ездила в таких машинах – больших, красивых.
Стёкла оттаяли, мы потихоньку поехали и вскоре выехали на шумное широкое шоссе, оказавшись в потоке других машин – одни из тысячи – и стали вдруг маленькими и незаметными. Никто из тех, кто ехал с нами рядом или навстречу, ничего о нас не знал, но мне казалось, что все поворачиваются, удивлённо смотрят и думают – «что они делают здесь вместе? В этой машине, насквозь прокуренной?»
Мы ехали молча, только тихим голосом навигатор показывал дорогу.
– Ты учишься где-то? – наконец, спросил Пётр, разорвав эту становящуюся уже страшной тишину.
– Не поступила. В этом году попробую.
– Куда?
– В институт Культуры, в Химках. Там конкурс был творческий. Не получилось пройти.
– Что за конкурс?
– Нужно было сборник эссе написать.
– Написала?
– Написала. Но, видимо, плохо. Хотя там многое зависит от преподавателя. Одному понравится, а другому нет. Как повезёт.
Пётр говорил коротко, спрашивал так, будто мы снова в штабе, и он заполняет мою анкету.
– Кем потом будешь? Журналистом?
– Ну вроде того…
– О чём писать будешь?
– Да о всяком. О жизни. А вы где учились?
– Давай на «ты». Ну то есть, если не в штабе. Там лучше не надо.
– Хорошо. Давай. Если не в штабе, – теперь улыбнулась я. Тоже, наверное, первый раз за всё время нашего разговора. – Так где учился?
– Да я особо не учился. Так, окончил юридический. Но это скорее для галочки. Организация занимает всё время. Всегда занимала.
– Ты здесь давно?
– Всю жизнь. Больше двадцати лет. Можно сказать, с самого детства. А ты почему пришла? У тебя тут вроде парень какой-то?
– Нет. Это не парень. Просто друг, – зачем-то соврала я, – но вообще мне у вас нравится. Все друг друга так поддерживают. У меня ощущение, что вы все вместе, что вы как одно целое. Никогда никого не бросите. Мне этого очень не хватает в жизни.
– Проблемы в семье?
– Отец ушёл. Они, наверное, разводиться будут.
– А почему отец ушёл?
– Он не сказал.
– А ты спрашивала?
Я посмотрела на Петра и промолчала.
– Скучаешь по нему? – опять спросил он.
– Да нет. Мне на самом деле всё равно. Просто не очень люблю, когда кто-то предаёт. Можно не жить вместе, если больше не любишь. Это даже правильно. Нельзя жить с тем, кого больше не любишь. Но он ничего мне не сказал. Он должен был мне что-то сказать. Не просто бросить, а что-то сказать. А он просто ушёл. Молча.