Но он снова встал.
– А потом мне ударили прямо в лицо. Я даже не понял, как открылся. Помню только удар. Нос тогда был весь мокрый, как будто от насморк. Потом уже понял, что это кровь. Он мне здорово рассёк бровь. Больше ничего не помню – только чёрный круг. И я в центре этого круга. Потом нос стал болеть. Мне ещё казалось, что он просто огромный и зачем-то налез на глаза. Разозлился, а дотронуться до него не могу. Перелом в итоге. Очнулся уже на улице, под навесом. Лежал почему-то голый по пояс.
– Зачем нужны такие бои? – не понимала я. – Между своими…
– А как ещё тренироваться? Это здесь тебя пожалеют и отнесут под навес, а на улице с тобой церемониться не будут. Надо быть готовым ко всему. После того боя меня отец стал тренировать чуть ли не каждый день. Он говорил – лучше я тебя научу, чем чужие. Я ему благодарен. Я бы не стал руководителем, если бы не он.
В Дивеево Пётр тренировал и меня – в закрытом зале недалеко от монастыря. Он учил правильно держать руки, складывать их в кулак, блокировать удар, отстраняться.
– Нельзя останавливаться, – говорил он, – всегда двигайся, отпрыгивай, отбегай. Наноси удар и тут же в сторону. Если ты остановишься – всё, считай, тебя положили. Самое главное – движение. Бокс как жизнь. Остановишься – проиграешь.
Потом мы целовались. Тайком от всех. Мне казалось, что я всё ещё в школе – стою под лестницей на первом этаже, куда никогда не спускались учителя. Под этой лестницей чего только не было. Там курили, пили энергетики, целовались, дрались, ссорились, мирились. Там за один день происходило больше, чем за весь год в классе. Там я впервые поцеловалась. В восьмом. Тот парень мне совершенно не нравился, но это было не важно. Важно было сделать что-то противозаконное, что-то, что потом можно долго вспоминать. Мы стояли в темноте, под грязной лестницей, по которой каждый день проходили сотни чужих ботинок. От него пахло сигаретами и мятной жвачкой. Эти запахи, перемешиваясь, превращались в какой-то один, который навсегда врезался в мою память. Поцелуй мне тоже ужасно не понравился. Было что-то неестественное во всём этом, и, когда одноклассницы спросили – «ну как?» – я пожала плечами – «это того не стоит». Сейчас мне кажется – это был поцелуй назло. Назло отцу, который тогда впервые запил, назло маме, которая ничего не могла с этим сделать, назло самой себе, потому что я тоже не могла, назло школе, назло всему городу, миру.
Помню, как после этого поцелуя сказала отцу:
– Я буду пить, курить и однажды брошу свою семью. Я буду такой же, как ты.
А он ответил:
– Надеюсь, что никогда не будешь.
С тем парнем мы больше не разговаривали и даже, по-моему, не здоровались. Я не уверена, что смогу вспомнить его имя сейчас. От этого мне не по себе. Как можно вот так забыть имя? Можно забыть цвет глаз, волос, голос. Но не имя… А я помню только запах и до сих пор не люблю мятные жвачки.
Иногда мне кажется, что я точно так же забуду всех. Проснусь однажды и не смогу вспомнить никого – даже имена сотрутся. Останутся в телефоне пустыми, ничего не значащими буквами. А я буду смотреть на эти буквы и думать – кто это? Кто этот человек? Что он значил для меня? И понимать, что ничего. Уже ничего.
Но с Петром, кажется, всё иначе. Эти поцелуи не назло и не потому, что мне хочется что-то кому-то доказать. Мне нравилось, что наши запахи перемешиваются, становятся едиными, и от него пахнет мной. Иногда, на долю секунды, когда мы прижимались друг к другу в душном зале, как потерявшиеся в супермаркете дети, мне казалось, что Пётр никогда не исчезнет и не сотрётся из моей памяти. А когда я одна возвращалась в свой номер, то понимала, что и он тоже сотрётся. Как тот парень, как мой отец, как Макс. Я тогда перечитывала нашу переписку в телефоне – не такую длинную, как бы мне хотелось, поэтому на это уходило не больше тридцати минут – и думала о том, что если он тоже исчезнет, от него останутся только эти сообщения. Что мне тогда с ними делать?
. . .
Сегодня показательный бой должен быть у Макса. Бои уже проводились не так, как раньше. Это была скорее игра – никто не дрался до крови, нужно было просто показать приёмы, каким научился за это время. В паре с Максом вышел Пётр как руководитель и наставник. Перед началом боя нужно было коснуться нашивок друг друга и пожать запястья. Пётр протянул руку Максу, но тот не ответил на пожатие, а сплюнул на землю рядом. Пётр стоял с вытянутой рукой какое-то время, пока Макс, наконец, не ударил его в лицо. Без приветствий, без предупреждений. Ударил хорошо – как его учили. Быстро и чётко, с сильным размахом. Пётр пошатнулся, но не упал.