– Случилось, – ответила я.
– С мамой?
– Нет. С мамой всё хорошо.
– С тобой? Ты в порядке?
– Со мной. Я не в порядке.
– Ты где?
– На станции. В Люберцах.
– Стой на месте. Я сейчас приеду за тобой.
Это, наверное, был наш самый долгий разговор за всё время.
Я просмотрела телефон – новых сообщений от Петра не было. Я нажала на аватарку и выбрала «удалить переписку». Через секунду переписка исчезла. Больше не было ничего, чтобы нас связывало. Это оказалось так просто – вычеркнуть. Людей, события. Хотя на самом деле это совсем не просто. И больней всегда тому, кто уходит, а не тому, кто остаётся. А сейчас получалось, что уходила я. Уезжала всё дальше от большой и страшной Москвы.
. . .
Отец приехал через час. Я села в его старую машину. Не такую красивую, как машина Петра, но казавшуюся сейчас родной и знакомой.
– Ты маме звонила? – спросил отец.
Я покачала головой.
– Хочешь, я ей сам позвоню?
Я кивнула.
– Поживёшь у меня?
Я опять кивнула.
– Расскажешь?
Я посмотрела на него – уже не молодой, усталый. Чего он достиг в этой жизни? Чего хотел? О чём думал? О чём мечтал? Ничего не сбылось. Мне стало его жалко. Ведь это мой отец. Он чуть не потерял меня. А больше у него ничего и не было. Это не я, а он нуждался во мне – в моей защите и заботе.
Я вдруг поняла, как ему было тяжело вот так всё бросить и уйти. Я делала сейчас так же, а значит, мы не так уж и далеко стоим друг от друга. Я и он.
– Всё будет хорошо, – сказала, как будто это я приехала, чтобы успокоить его и забрать. – Поехали к тебе домой.
Он молча завёл мотор.
8
Электричка едет медленно. Кажется, на каждой станции она стоит дольше обычного – ни одну минуту, ни две, а пять или даже десять – так тянется время. Я смотрю на телефон и считаю секунды. Уже почти восемь, а надо успеть к девяти на Речной вокзал. Но мы уже почти на Казанском. Оттуда – на Комсомольскую. Потом до Белорусской. И в метро.
Чтобы как-то отвлечься, смотрю в окно. За окном всё знакомое и привычное. Дорога, тянущаяся куда-то вдаль, зелёный забор с дырками, чтобы можно было проскальзывать без билета. Эти дырки всё время заделывают, но они появляются вновь меньше, чем за сутки. Кое-где даже прорыли ход под забором – и можно теперь пролезать, как собака, и идти вдоль путей до станции.
Сейчас мне всё это не нужно – у меня есть билет на электричку и деньги на метро. Мне не надо, как раньше – прыгать через турникет и бежать по эскалатору вниз, как мы всегда делали с Максом.
Я еду совершенно законно – в Химки, в институт Культуры, куда поступила этим летом. В сентябре начнутся занятия, и мне надо отвезти документы, узнать расписание и познакомиться с чем-то новым там.
Недавно я включила телефон, который молчал всё лето. Из него я узнала, что Макс получил три года. Белый пропал. Костяшка окончила свой техникум, работает и снимает комнату. Гагару прикрыли. Во главе организации вновь встал её лидер и принимает новых соратников. А Пётр уехал обратно на Украину.
Мой отец не вернулся к маме, но и не женился больше. Он живёт на объектах, на которых работает. А когда работы нет, снимает квартиру, и я часто бываю там. В остальное время я почти всегда дома, и мама думает, что у меня всё хорошо. Наверное, так оно и есть. И я уже вряд ли смогу найти по памяти свой штаб. Да, в общем-то, и не хочу.
Когда-то Макс сказал мне, что, если я захочу уйти – мне нужно будет отключить телефон, и тогда исчезнет всё. Но это не так. Ничего не исчезло. Просто стало другим. И я стала другой. И город стал другим. В этом другом больше нет места чёрно-красным цветам, которые я иногда вижу, когда выхожу в Интернет. Но это больше не мои цвета.