Снег режет глаза, когда Рохан резко оборачивается против ветра.
– Что мне делать?
– Ну… – почему-то отзывается на вопрос Равиндра. – Ты можешь попробовать сбросить его вниз.
– Разве вы явились сюда не для того, чтобы спасти эту мелочь? – удивлённо выдает Калидас, при этом щелчком опять меняя местами дощечки и наполняя одну ржаво-рыжим свечением.
И почти тут же по всему периметру вершины башни в ночное небо выстреливают толстые стены, а путь к лестнице спешно начинает затягиваться каменными плитами, будто заживающая рана.
– Хм-м… мелочь, говоришь… – Равиндра не показывает удивления и довольно легко поворачивается обратно к Калидасу. – Вообще-то мы с этой мелочью родственники. И мне вроде как положено не спасать, а забрать его силу себе и всё такое… только есть один нюанс. Но думаю, ты его уже и сам заметил.
Джитендре не нравятся намёки Равиндры и это вдруг ставшее слишком замкнутым пространство. Очень похоже на клетку. Но словно им не отрезали только что единственный путь к побегу, Рохан продолжает молча стоять на месте, наблюдая за двумя почти мирно беседующими ганда – одного из которых наверняка до самого последнего момента считал соратником, а во втором всегда видел врага. Однако внутри него растает раздражение и унисоном отзывается в Джитендре.
– Какой нюанс? – после паузы с подозрением спрашивает Калидас.
Он больше не смотрит на императора, Равиндра полностью завладел его вниманием.
– Ну такой… Мандега, я думал – ты умный.
Джитендра закрывает глаза. Подобное поведение не назовёшь иначе, как вызывающим. А ведь на острове дядя вёл себя довольно важно и даже чопорно.
Слышится вздох.
– Взгляни на меня, – сдаётся Равиндра, – и на него. Тебе ничего не кажется странным?
Испепеляющий взгляд можно почувствовать кожей. Джитендра даже готов поспорить, что зрачки Калидаса сейчас пылают огненно алым.
– Если ты, санракши, говорить про объем его силы и твоей, то нет ничего удивительно в том, что у тебя её больше. Ведь он притащил сюда ещё гору мусора.
– Пф!
«Интересно, дядя специально издевается над Калидасом?
Сначала бы освободился, а потом уж болтал…»
Мысли текут неторопливо, голоса звучат отдалённо. Ступни и ладони начинает покалывать. Тяжёлые веки давят на глаза. Джитендра чувствует, что почти разваливается на куски, но совсем рядом раздаётся размеренное биение сердца, и странное умиротворение растекается по венам вместе с этим сильным и уверенным звуком.
– На всякий случай спрошу, – от внезапно тихого и низкого голоса Рохана тело пронзает мелкая дрожь. – Ты сам не можешь убраться отсюда подальше?
Получается только мотнуть головой. Объяснять вслух слишком долго. Вместо этого Джитендра пытается задать вопрос, но голос срывается в хрип:
– Где…?
Однако Рохан его понимает. Его пальцы сжимаются сильнее, заставляя онемевшую от холода кожу под тонкой тканью гореть.
– Внизу. В твоей спальне. Не похоже, чтобы ему причинили вред.
«И ты оставил ребёнка там? Одного? Без защиты?!»
– Кто знает, что ещё задумал Калидас… – словно прочитав его мысли, морщится Рохан. – Но снаружи тоже опасно.
Беспокойство едва ощущается в нём. Тщательно скрываемое. И возможно даже более сильное, чем испытывает сам Джитендра. Но ни одной эмоции императора не укрыться от него, особенно сейчас, когда он всем своим существом ощущает пульсирующую и открытую душу человека рядом с собой. Эта душа манит. Она заставляет тянуться к себе, словно иссохшему ростку к живительной влаге.
Ведь в этом нет ничего плохого?
– Вы ещё… не победили?
– Пока ещё нет.
Объятия Рохана – словно тёплое одеяло. Джитендра чувствует себя окружённым приятной энергией. Но её недостаточно, ещё бы немного…
– Не надо! Ты убьёшь его!
Равиндра. Заморгав, Джитендра неловко оборачивается и ловит на себе суровый взгляд. Но осознать случившееся не успевает, потому что вслед за окриком раздаётся удивлённый голос Калидаса:
– Не может быть… Но как это возможно?
«Что возможно?» – похоже, он пропустил часть их разговора.
– Ты… – словно в трансе, Калидас всматривается в Джитендру. – Твоя мать… ты разве ничего не получил от неё?
– Верно, – отвечает ему Равиндра вместо племянника. – Дело не в запасе сил. В конце концов демоны – не просто сгустки энергии. Но область души, отданная демону, зависит от унаследованной силы. Чем больше унаследовано – тем больше эта область. И тем больше энергии она способна накапливать… А в этой мелочи с самого начала было меньше четверти от моего, а он ещё и отдал половину ребёнку!.. Тц! Такая растрата!
Равиндра выглядит по-настоящему расстроенным. А Джитендра, похоже, только что узнал, почему его не поглотили на острове. Но это значит, что…
– Это, конечно, интересно, но ничего не значит, – вдруг отрезает Калидас.
Вроде бы равнодушно, но при этом тяжело прислоняясь к двери в своё жилище, венчающее древнюю башню.
А Джитендра замечает, что небо над головой начинает светлеть. Совсем немного, но… разве он не должен уже умереть? Калидас был уверен, что Рохан и вниз-то его отнести не успеет… Но Джитендре не только не стало хуже, но даже немного, самую чуточку, лучше. Или это из-за Рохана?
«Я же не?..»
Однако душа императора действительно кажется вкусной. Это потому что он император? Или…
«Почему я постоянно думаю не о том?..»
– Тем не менее, я безмерно рад, что двое ганда с Чёрного континента почтили меня своим присутствием, тем более, что один из вас санракши… теперь-то уж башня точно соберёт нужное количество эне-…
Проходясь взглядом по Рохану, Калидас вдруг замолкает. И подозрительно прищуривается.
– Эта штука на шее… Что это такое?
Похоже, намотанное на шею императора тряпье разъехалось и теперь из-под него поблёскивает золотой ошейник. Но вокруг столько сияния от разноцветных пентаграмм, что становится странно, как только мандега заметил столь маленький блеск. Да и что в этом такого? Однако прекратив подпирать дверь Калидас уже целеустремлённо направляется прямо к ним.
Рохан отступает на шаг, но только один.
А всё потому, что деревянные дощечки в скрюченных пальцах мандега начинают загораться одна за другой.
Молния вспыхивает над головой, заливая всё абсолютно белым. Но не успевает яркий свет потухнуть, врезавшись в каменную площадку так близко, что Джитендра чувствует полоснувший по ноге жар, как вокруг один за другим возникают жёлтые шары жидкого пламени.
Только вот они разбиваются о воздух. Стекают по нему, словно по стеклу.
– Нет, правда, что это за дрянь?
Калидас склоняет голову к плечу, и в его глазах всё сильнее разгорается интерес, в котором нет больше почтения к своему императору. Даже веки мандега начинают подергиваться.
– Тогда может добавим немного физики…
И тут же с двух сторон от Рохана и Джитендры вырастают две невысокие стены. Но на этот раз раздаётся отчётливый громкий треск. Видимо почувствовав что-то, Рохан разжимает руки и выбрасывает их в стороны. Мелкие искры вспыхивают в воздухе на невидимой границе барьера, отчаянно сопротивляясь давлению, но каменные плиты всё же разбивают преграду и на своём пути теперь встречают лишь человеческие ладони.
Грохнувшись на снег, Джитендра отчаянно пытается сообразить, что должен сделать, но как на зло в голове мечутся лишь обрывки мыслей…
– Ну, скоро? – внезапно рассекает морозный воздух голос Равиндры.
– Почти, – глухо отвечают ему из другой пентаграммы.
Калидас с безумным взглядом оборачивается к саубха, и плиты, давящие на руки Рохана, просто испаряются. А уже в следующий миг малая башня, до сих пор служившая ему домом, вздрагивает и вдруг начинает рассыпаться словно карточный домик.
Но Джитендра не успевает вздохнуть с облегчением.
– ЛИЛА!
Он сам не знает, откуда взялись силы для крика. И не только. Выбросив руку в последний момент ловит взглядом маленькое летящее на камни тело. А тут в поле зрения попадают ещё двое слуг, уже почти погребённых под завалом. Сцепив зубы, Джитендра прижимает сжавшийся кулак к груди. Внутри, у самого сердца, скрипит и что-то рвётся, воздух отказывается проникать в горло. Он даже больше не чувствует держащих его рук. Холод робко касается кончиков пальцев, и тут же стремительно заглатывает всё тело целиком. Единственный звук, который Джитендра ещё слышит – биение сердца. Но оно становится тише с каждым ударом, а сами удары всё реже.