Размышляя об этом, Джитендра возвращается назад. Но проходит мимо комнаты, где оставил Мириоса, и за первым же поворотом видит похожую картину: две неподвижные мускулистые фигуры, словно состоящие из булыжников, стоят по бокам от двери. Вот почему он сразу не пошёл в эту сторону?
Шаг замедляется. Сердце сжимается в груди. Словно в охраняемой комнате Джитендру ждёт персональный суд, а у него никакой защиты, одни обвинения.
Остановившись перед шанкха, он какое-то время смотрит на тёмную ручку – то ли медную, то ли давно не чищенную золотую…
Наконец, протягивает руку. Один из шанкха переступает с ноги на ногу, заставив вздрогнуть. И рвануть дверь на себя. Забежать внутрь. И остановиться, встретившись взглядом с широко распахнутыми глазами дородной женщины.
– Камила?
Он не видел её несколько лет.
– Да, юный господин, это я.
Женщина быстро справляется с испугом и натянуто улыбается. Он помнит её такой. Всегда безукоризненно вежливой. Она была кормилицей его братьев. Мама сама выбрала её для своих детей. И теперь она здесь. Сидит и качает люльку, подвешенную на золотистых нитях.
– Дядя Джай… ?
Камила осторожно кивает, пристально следя за ним своими умными глазами.
– Это он приказал?
– Мы прибыли неделю назад. С тех пор мне было поручено заботиться об этом ребёнке. И три дня назад вернувшийся император разрешил мне остаться при нём.
Она не знает, чей это сын?
Джитендра опирается на захлопнувшуюся за спиной дверь и переводит взгляд на люльку. Потом осторожно отталкивается и медленно подходит к ней. Прислушиваясь к себе. Пытаясь поймать мельтешащие чувства за скользкие хвосты. Но это так сложно.
Просто ребёнок.
С большой головой.
С виднеющимися из-под чепчика светлыми волосёнками.
Сосущий во сне маленький палец.
Только вот он вдруг открывает глаза. Голубые, словно летнее безмятежное небо. И смотрит странно серьёзно. Даже палец изо рта вынимает.
И каким-то седьмым или сто двенадцатым чувством Джитендра чувствует в нём часть себя. Чувствует и понимает, что так теперь будет всегда. Где бы он ни был, это ощущение никуда не исчезнет. Как не сотрётся из памяти взгляд этих невинных, но серьёзных детских глаз.
– Куда вы, юный господин?
Камила снова испугана. Может быть тем, как резко он развернулся и направился к двери.
____________________
37. Я император
***
Он блуждал по дворцу, погружённый в собственные мысли, уже даже не замечая, как выбирает пустые коридоры. И что ноги замёрзли, а в животе давно поселилась отчетливая пустота, называемая в простонародье просто – «голод».
Возможно, он блуждал именно в поисках кухни.
Но нашёл ту комнату, в которую их когда-то перенёс Таурус. Точнее сначала заметил вылезающие из-под дверей зелёные побеги, потом прислушался и почувствовал биение знакомых душ Джагжита и Лала. Уже более уверенное и сильное. Но всё ещё внушающее опасения.
Заходить не стал. Отправился дальше.
И каким-то образом налетел на внезапно открывшуюся дверь. Не то что бы Джитендра сильно задумался, скорее он просто позволил мыслям свободно течь, не концентрируя внимание ни на одной конкретно – но удар в лоб заставил их все спешно вылететь из головы.
И вот он сидит на полу, глядя, как в коридор выходит солдат и, ничего странного видимо не заметив, отходит в сторону, выпуская кого-то ещё. Оказывается, что невысокого черноволосого парня. Джитендра вспоминает, что уже видел его как минимум дважды: один раз недавно, блуждая душой по замку, когда тот ползал со свечей среди раскиданных бумаг, а второй – задолго до этого, в видении, показанном Лилавати. Рохан брал этого парня с собою в темницу.
– Кто ты?
Поймав на себе подозрительный взгляд, Джитендра уворачивается от солдата, только сейчас заметившего свою оплошность и зачем-то решившего поймать его за руку. Возможно, чтобы помочь встать. Но Джитендра справляется с этим и сам. Поправив накидку и скрывая свою белую сорочку, он просто спрашивает:
– Рохан здесь?
Изумление, гнев, снова изумление – последовательно овладевают молодым человеком. Солдат же вновь, но уже не так уверенно, тянет руки к Джитендре.
«Выпить его?..
… ах, это всё Таурус виноват!»
Шагнув в сторону и в тот же миг подцепив шпагу солдата, быстро вытаскивая её из его ножен, Джитендра поудобнее перехватывает эфес и проворачивает кисть, рассекая воздух рядом с собой. Не то что бы он пытается ранить кого-то или продемонстировать особенное умение… просто этот солдат ему надоел.
Но получается не так ловко, как хотелось.
Отпустив шпагу и позволив той пружиня отскочить от пола обратно в руку, Джитендра спрашивает ещё раз:
– Так Рохан здесь?
– Ты-ы-ы… – заторможено тянет черноволосый.
И тут Джитендра вспоминает его имя.
– Господин Милений, я не хочу состарится, дожидаясь ответа.
Да, это очень нагло. И вызывающе. Влияние Равиндры, очевидно.
– Император занят важными государственными делами, – рожает тот наконец хоть какой-то ответ. – Но я передам Его Величеству, что ты… вы его искали.
– Не надо.
На самом деле, он вовсе не против напомнить Рохану о его обещании, но в то же время чувствует, что пока не готов встретиться с ним. Всё так изменилось… И Джитендра разворачивается к людям спиной и пускается в обратный путь, откуда пришёл. Но завернув за угол и убедившись, что никто его не преследует, а напротив – услышав удаляющиеся по коридору шаги, меняет своё решение. Он отправляется следом за Милением.
Но чем дальше он идёт, тем труднее становится прятаться от посторонних глаз. Ранее он специально выбирал безлюдные коридоры, но сейчас слуги, солдаты и даже дворяне встречаются на каждом шагу. И в очередной раз едва не столкнувшись с целой толпой и спрятавшись в очередном закутке – кроме пыльный кладовки и выбора-то не было – Джитендра решается остаться в ней. А дальше отправиться уже только мысленно. Ну или душой – если верить Равиндре.
Милений же, как назло, ещё долго плутает по кабинетам и коридорам, забирает у кого-то бумаги, другим отдаёт, что-то оставляя себе, иногда вообще возвращаясь назад, к людям с которыми уже говорил… но в конце концов его путь приводит Джитендру в темницу. Только на этот раз в пыточной находится не девушка-служанка, отравившая Дургу, а наследный принц Арвинии – Саши Секар сидит прикованный спиной к толстому столбу. Рохан стоит довольно далеко от него, на другой стороне тёмного помещения, пропитанного кровью и болью. Свет от большого очага в стене почти не достаёт до него.
– То есть, ты признаешь, что эти дворяне принесли тебе клятву верности в обмен на те деньги, что ты взял из моей казны?
– Боже, заткнись! Признаю или не признаю, какое это уже имеет значение?!!
– Никакого, – соглашается Рохан, беря у вошедшего Миления стопку бумаг, быстро пробегая по ним глазами и возвращая часть с кивком. – Разве что для протокола. На самом деле я тебе даже благодарен. Среди этих трусливых крыс всегда было много недовольных, но я всё никак не мог придумать, как вычислить тех, кто действительно готов пойти на предательство… А приводить их всех в пыточную на допрос как-то по-варварски, не находишь?
– Строишь из себя цивилизованного человека?
– Я император. И в детстве получил самое лучшее образование… наверно.
Сплюнув на пол, Секар усмехается, демонстрируя с одной стороны отсутствие двух зубов. Словно чей-то удар вышиб их за раз. Но Джитендра не особенно приглядывается к нему, а многочисленные пятна и подтёки на лице и других частях тела воспринимает просто как грязь.
– Ты чудовище! Монстр, для которого существует только результат!
– Я император… и у меня не так много свободного времени, как ты полагаешь. Так что буду рад, если ты ответишь ещё на пару моих вопросов – и мы на этом закончим. Кто из герцогов был связан с твоим планом с самого начала?
– Да пошёл ты…
При этих словах палач вытаскивает из очага длинную раскалённую кочергу, но Рохан поднимает руку, останавливая его.