– Разве не отличный шанс повидать другую страну и попробовать новые члены? – спросил он на прощание.
Честно говоря, Санджи уже несколько осточертели все эти похабные речи и игры в постели, и он был только рад пусть и короткому, но отдыху на время пути. Точнее, он думал, что будет отдыхать лишь три дня, пока не доберётся до Истерии… но потом его заперли в каменной коробке.
Невыносимая скука оказалась сущей пыткой.
И ему пришлось разнообразить своё заточение соблазнением слуги, выглядящего лучше чем остальные. И пусть Санджи не привык иметь дела с такими заносчивыми типами и тем более слугами, но задуманное воплотилось в реальность довольно быстро. А точнее, он даже оглянуться не успел, как Джагжит стал проводить в его камере всё свободное время. И его не нужно было облизывать с ног до головы или ублажать до седьмого пота, как тех чванливых и пресыщенных всевозможными удовольствиями патрициев. Он брал сам – без устали, властно, сильно, глубоко. Если не считать Патри, Санджи впервые так долго принадлежал одному человеку. И впервые за всю свою жизнь ему захотелось оставить всё, как есть. Пожелать, чтобы время остановилось. И даже эта тёмная камера, освещаемая лишь масляной лампой, стала казаться самым уютным местом на свете.
И Санджи так и не попросил Джагжита устроить себе аудиенцию у императора.
Но кто бы только мог подумать, что эта лохматая сволочь сбежит с любимчиком Рохана?.. И что спустя месяц Санджи всё-таки окажется в императорской постели?
Словно какой-то божок решил, что он слишком отклонился от привычного себе образа жизни…
Но, может, это и действительно так.
***
Рука давит на ноющий затылок не сильно. Шея затекла, слюна почти кончилась и перестала стекать на подбородок и шею, губы болят – а всё потому, что он сосёт, наверное, уже больше часа. И дело не в том, что член у императора вялый, просто тот явно думает о чём-то постороннем. Но пока его ладонь лежит на затылке, Санджи не смеет поднять голову и оторваться от толстого члена. И всё же он ещё пытается изощряться – сжимать губами, заталкивать мясистую головку в самое горло, давиться, но дразнить языком.
Первое, что он услышал, переступив порог и выдержав несколько минут пристального взгляда поверх серебряного бокала, был вопрос:
– Урваши?
Вообще-то, его уже спрашивали об этом. И Санджи всегда воспринимал такие вопросы как комплимент – в конце концов, притягательность этих ганда известна многим, но в Интертеге они пользуются сомнительным спросом из-за слухов, что за одну ночь с урваши можно потерять пять лет жизни. Но император то должен быть в курсе, что его кровь чиста… или тут что-то другое?
– Нет, ваша милость… всего лишь человек.
Так он ответил, стоя босиком на мягком ковре и раздумывая, стоит ли уже раздеться или император пожелает сначала побеседовать на светские темы. Но тот отставил бокал и поманил его рукой, лениво ослабляя шнуровку на поясе. Санджи сразу понял, что нужно делать.
И вот прошёл уже час, если не больше, а они так и не сдвинулись с мёртвой точки. Но если это именно то, чего император желает…
Нет, так нельзя. Возможно, это его единственный шанс – и он обязан им воспользоваться. Раз уж Джагжит оказался таким подонком… С какой-то стати слёзы наворачиваются на глаза. Санджи выпускает член изо рта, резко выдыхает и, почувствовав, как напряглась ладонь, теперь оказавшаяся на макушке, спрашивает:
– Мой повелитель, возможно, моя техника не так хороша для вас… не желаете ли использовать другое отверстие?
Рука с его головы исчезает. Император вздыхает, отрывая затылок от спинки кресла – и Санджи заставляет себя улыбнуться.
– Развернись. Упрись в пол руками.
– Как пожелаете, мой господин…
Повернувшись спиной, Санджи чуть сгибает ноги и, убедившись, что зад оказался на уровне члена Рохана, задирает подол, наклоняется. Он уверен в себе. Ему не привыкать. Чтобы император ни сделал, он не удивится – пусть смотрит на его розовую дырочку, тщательно выбритую и увлажнённую ароматным маслом, пусть засовывает внутрь, что хочет. В конце концов, вряд ли на свете осталось хоть что-то, что ещё не делали с его телом и всеми естественными в нём отверстиями.
Ладонь ложится на поясницу, надавливает, заставляя согнуть ноги сильнее, и Санджи чувствует прикосновение. И почти тут же – проникновение. Его насаживают на толстый член, и это даже немного больно. Конечно, Санджи предварительно разработал себя ещё в купальне, но прошёл уже час, если не больше.
– Сэдора, тебе нравится читать?
Кровь приливает к голове, подол застилает глаза, но смотреть всё равно особенно не на что, разве только на ноги в высоких сапогах позади себя. И сначала Санджи кажется, что он ослышался. Но вот император глубже вгоняет в него член и переспрашивает:
– Эй, де Седора… или как там тебя по имени? Санджи?
– Про… стите, ваша милость… Ваше Вели… чество… нет, не особо…
– М-м-м, а я слышал, ты часто просишь принести тебе что-нибудь из библиотеки.
Странный разговор. Санджи силится придумать хоть какой-нибудь достойный ответ, но все его мысли сейчас о том, под каким углом император входит в него. И ведь не под самым приятным. А вот Джигги всегда…
– Просто… слишком скучно… Ваше Величество…
– Слышал, Ситар тоже много читал.
– Н-не могу з-знать… Ваше Вели… чество…
– Как же? Разве вы не общались через дыру в стене?
Что? Откуда он?..
– В-всего пару раз…
Наконец, император замолкает. И, похоже, привстаёт с кресла, потому что член его наконец-то начинает задевать то самое место, которое дарит наслаждение. Но теперь, когда он заговорил о Ситаре, Санджи уже не может сосредоточиться на своих ощущениях. Нет, он с самого начала понимал, что его позвали всего лишь как замену сбежавшему любовнику, но зачем сейчас вспоминать об этом ганда?
– Тот слуга… – вновь доносится голос Рохана. – Ты же с ним кувыркался, не так ли?
Демоны его подери! Откуда императору столько всего известно? Неужели Джигги проболтался кому-то из слуг? Или лично доложил смотрителю башни, а тот императору? Но какое ему дело до всего этого?!
Если только… да, это чувство… то самое, заставившее Санджи попросить Лала принести ему все книги, которые читал Ситар – интерес к сопернику?
Смешно. Такого не может быть.
– П-простите, Ваше… Величество… я правда не знаю… почему они сбежали…
Не успевает он договорить, как Рохан останавливается. Его ладонь продолжает давить на поясницу, но больше не заставляет двигаться.
– Ваше Величество?
– Давай ртом.
Плечи немного затекли, зато шея отдохнула. Развернувшись и вновь встав на колени, Санджи обхватывает блестящий от масла член, направляет головку себе за щёку, потом в горло. И почти тут же чувствует, как по нему пробегает спазм. Горечь заливает рот. Санджи заставляет себя несколько раз судорожно сглотнуть. И несколько раз ещё проводит по члену сжатой рукой. Поднимает взгляд.
– Молодец, – выдыхает император, прикрывая глаза. – У тебя есть какое-нибудь желание?
Его халат распахнут. Красивое, добротное тело. В отличии от жиденьких и костлявых патрициев Рохан явно умеет держать меч в руках. Он не жесток, но, наверное, одинок. Ему нужен кто-то рядом. Кто-то, кто разделит с ним не только постель – и Санджи может дать ему это. Не то что бы он хорошо разбирался в политике или войне, но разговор поддержать способен. Как и доставить удовольствие. Но отчего-то глаза начинает жечь. Жечь так, что в груди становится очень больно.
И он произносит совсем не то, что должен.
– Прошу вас, Ваше Величество… я слышал, что Джигги… Джагжит нашёлся… и он… наказан. Умоляю вас, не казните его! Он не виноват!
– А кто?
– Я… я не знаю… но я слышал от слуг, что та девочка-ганда… что она вчера бормотала что-то о Ситаре…
_______________________________________
Послесловие автора
Спасибо, что прочли!