«Ах, вот как?»
«…я не хотела… чтобы ты умер…»
«И поэтому ты вернулась в своё тело и рассказала императору, что я в Старом городе?»
«…»
«Но если ты можешь вернуться, почему… не останешься в нём? Тебе нравится быть бесплотной?»
«…нет! Я не могу!»
«Но как же…»
«…тебе не понять! Это как попасть в очень тесное место, где нельзя пошевелиться… где нет ничего… только крохотная щель… И теперь, когда Он понял, что я ещё здесь, Он снова попытается запереть меня в теле! Не позволяй Ему, прошу… Вели Ему прекратить!»
– Я сказал что-то смешное?
Джи вынужден спрятать горькую ухмылку. Но слишком уж это: «вели ему прекратить» – прозвучало наивно.
– Нет, просто я всё гадал, откуда вы узнали… а оно вот, значит, как…
– Так ты отрицаешь?
– Отрицаю что?
– Связь между вами.
«Послушай, может, так будет лучше? Разве ты не хочешь снова ходить своими ногами и видеть глазами? Кушать вкусные блюда, купаться, спать в мягкой постели? Играть…»
«…нет! Это… больно. Каждый раз, когда старики поют свои песенки, меня разрывает на маленькие кусочки… Я боюсь, что однажды не смогу собраться обратно…»
Вместе со смыслом Джи передаётся и отголосок тянущего, жутко противного чувства. Секунду назад он собирался ответить, что лечение не всегда бывает приятным, но такое… А если Лила права? И то, что с ней делают – ей не помогает, а идёт только во вред?
– Джитендра?
– Да, Ваше Величество.
– Как ты? Тебе нехорошо?
Ладонь сразу невольно ложится на живот – незаметный, прикрытый складками халата.
– Нормально, Ваше Величество… Для этой девочки… ничего нельзя сделать? Как она… стала такой?
«…Ситар, нет! Не спрашивай!»
– Ну… – взгляд Рохана соскальзывает на закрытую двери, задерживается там на пару мгновений и перетекает к книгам на краю кровати. – Это не то чтобы является тайной, просто неприятная история. Она была вторым заложником, присланным во время войны, чтобы убить меня. Но если в первом распознать убийцу оказалось нетрудно, то это дитя… из неё сделали живую магическую бомбу. Враг на войне часто использовал подобное, превращая ганда в оружие и насылая на нас… но её я убивать не хотел. И приказал Калидасу найти способ снять чары. Его попытка увенчалась успехом, но не совсем: после ритуала разум покинул Лилавати.
«Лила, почему ты не хотела, чтобы я знал? Ведь это…»
«…это гадко!»
«Лила…»
«…они сказали, что у меня будет много игрушек… что я должна просто произнести несколько слов, как только увижу императора… они не говорили, что потом будет так больно… что будет больно так долго… так долго, что я почти исчезну…»
– Тебе жаль её?
Джи моргает и стирает влагу, выкатившуюся из глаз. Пожалуй, он стал слишком чувствительным.
– Со всеми что-то происходит… – пытается улыбнуться, – меня вон тоже заколдовали.
– Ну, по сравнению с ней, тебе достался пустяк, – хмыкает в ответ Рохан. – Насколько я понял, что-то вроде страховки на случай, если собственные ненависть и жажда убийства окажутся недостаточно сильны.
– О, понятно. Благодарю за разъяснение, Ваше Величество.
Насмешливое выражение на лице императора растворяется – и взгляд Рохана снова превращается в спокойный и внимательный, но не менее подозрительный, чем до этого.
– Ну, что же… раз ты и правда ничего не знаешь, я отведу её обратно. Отдыхай.
«Ты можешь остаться?»
«…»
«Лила?»
– Ваше Величество?
– Да, Джи?
Впервые он назвал его коротким именем. С той кровавой ночи никто не называл его так… Джи облизывает губы, глядя на остановившуюся посреди комнаты девочку, на её ладошку, зажатую в большой руке Рохана.
– Ваше Величество, то, что вы думаете, может помочь Лиле, на самом деле приносит ей лишь страдания. Пожалуйста, не мучайте её больше.
И без того небольшие глаза Рохана сужаются, но он продолжает молча смотреть на Джи, будто ожидая какого-то объяснения. Но тот лишь опускает взгляд на закрытую книгу в руках: «Настойчивая влюблённая». И откладывает её.
– Xорошо, но когда-нибудь мы поговорим об этом.
Хлопает дверь, и Джи заполняет разочарование. Вообще, он бы не отказался, чтобы император побыл тут немного дольше. Но даже присутствия Лилавати больше не получается ощутить. Кстати, он и правда давненько не чувствовал её рядом.
Интересно, что она имела в виду, когда сказала, что его комната «странная»?
***
– Но я хочу его увидеть!
– Лучше не стоит, господин.
– Почему?.. Просто скажи, где его камера! Я сам схожу!
– Господин…
Продолжая мять уже высохшую тряпку, Лал косится на Джагжита, чистящего ковёр от несуществующей грязи. Когда-то давно этот жилистый слуга с непокорными волосами был таким же молчуном, как и сейчас, правда с более нахальным взглядом и высоко поднятой головой. Но в последнее время Джи почти не видит его глаза. Зато чувствует нечто… очень похожее на ощущение пристального взгляда. Нет, сильнее. Скорее всего слуге приказали следить за состоянием Джи, но разве для этого ему не надо водить руками над телом и всё такое? Неужели способности Джагжита позволяют анализировать подопечного даже на расстоянии?
Впрочем, это неважно. Одного увеличившегося живота достаточно, чтобы дать всем понять: его беременность развивается слишком быстро. А тело совершенно вышло из-под контроля. Джи уже и забыл, что значит быть не в этом пограничном состоянии между полами… но сегодня его взволновало другое.
– Я хочу видеть Секара.
– Прошу, господин, поговорите об этом с Его Величеством…
– А где он?
–…я… простите, я не знаю, господин…
– Да, я тоже!
Раздражение, дикое раздражение скопилось внутри. Его бросили, о нём забыли! Только слуги приходят и торчат тут изо дня в день, но нет больше совместных с другими заложниками посещений купальни, нет Санджи за стеной… И пусть он может бродить по башне почти без ограничений, искать камеру арвинца под взглядами вездесущих стражей довольно… неудобно.
Зачем он ему?
Можно сказать, что просто так. Просто Джи вспомнил, что не видел этого крепкого парня со дня смерти Дурги. Что с ним? Как он? Арвинец с самого начала показался ему самым нормальным из всех. И теперь, когда у Джи появилось немного свободы и целая прорва времени, которое совершенно некуда деть, почему бы и не навестить Саши Секара? Ведь возможно тот ещё таит зло на императора и вряд ли знает, что возлюбленным убитой девушки был Васу, а виновником смерти – её собственный отец.
Но раз слуги упёрлись, можно и сменить тему.
– И всё-таки, как же хорошо, когда в комнате есть окно, – Джи вздыхает и сползает с кровати, босыми ногами шлёпает по ещё сырому ковру и опирается на подоконник. – Если бы знал, что после побега получу столько привилегий, сбежал бы давным давно.
Серое небо местами почти почернело, дождь забрызгал и без того мутное стекло, но у основания башни всё ещё можно разглядеть огромный длинный сарай. Оттуда часто доносится стук. Джи прислушивается и улавливает что-то даже сейчас, сквозь шелест дождя.
– Вам повезло.
Неожиданно голос Джагжита раздаётся прямо над ухом. Джи поворачивает голову – и в поле зрения попадает острый смуглый подбородок, покрытый мелкой щетиной. Похоже, слуга решил наконец-то прервать затянувшееся молчание. А заодно и отдохнуть от ненужной чистки ковра.
– Что ты имеешь в виду?
– Знаете, как обычно поступают с беглецами? В империи смертная казнь предусмотрена только для тех, кто сам отнял чужую жизнь или стал причиной чьей-то смерти, но воры, беглые рабы и крестьяне, прочие преступники – если их не забрал хозяин или решил наказать, оказываются в тюрьме… Так вот, если известно, что какой-то заключённый уже сбегал, его не просто запирают в камере, нет, его приковывают к стене. Без возможности пошевелиться. Около месяца такой человек проводит в собственных экскрементах, получая раз в день кружку воды и немного каши из гнилого зерна. На самом деле, из тюрем очень редко сбегают, потому что знают – если их поймают вновь, долго они уже не протянут. Даже если тело продержится какое-то время, с рассудком придётся расстаться… Поэтому я и сказал, что вам повезло, господин.