– На всякий случай спрошу, – от внезапно тихого и низкого голоса Рохана тело пронзает мелкая дрожь. – Ты сам не можешь убраться отсюда подальше?
Получается только мотнуть головой. Объяснять вслух слишком долго. Вместо этого Джитендра пытается задать вопрос, но голос снова срывается в хрип:
– Где…?
Однако Рохан его понимает. Его пальцы сжимаются сильнее, заставляя онемевшую от холода кожу под тонкой тканью гореть.
– Внизу. В твоей спальне. Не похоже, чтобы ему причинили вред.
«И ты оставил ребёнка там? Одного? Без защиты?!»
– Кто знает, что ещё задумал Калидас… – словно прочитав его мысли, морщится Рохан. – Но снаружи тоже опасно.
Беспокойство едва ощущается в нём. Тщательно скрываемое. И возможно даже более сильное, чем испытывает сам Джитендра. Но ни одной эмоции императора не укрыться от него, особенно сейчас, когда он всем своим существом ощущает пульсирующую и открытую душу человека рядом с собой. Эта душа манит. Она заставляет тянуться к себе, словно иссохшему ростку к живительной влаге.
Ведь в этом нет ничего плохого?
– Вы ещё… не победили?
– Пока ещё нет.
Объятия Рохана – словно тёплое одеяло. Джитендра чувствует себя окружённым приятной энергией. Но её недостаточно, ещё бы немного…
– Не надо! Ты убьёшь его!
Равиндра. Заморгав, Джитендра неловко оборачивается и ловит на себе суровый взгляд. Но осознать случившееся не успевает, потому что вслед за окриком раздаётся удивлённый голос Калидаса:
– Не может быть… Но как это возможно?
«Что возможно?» – похоже, он пропустил часть их разговора.
– Ты… – словно в трансе, Калидас всматривается в Джитендру. – Твоя мать… ты разве ничего не получил от неё?
– Верно, – отвечает ему Равиндра вместо племянника. – Дело не в запасе сил. В конце концов демоны – не просто сгустки энергии. Но область души, отданная демону, зависит от унаследованной силы. Чем больше унаследовано – тем больше эта область. И тем больше энергии она способна накапливать… А в этой мелочи с самого начала было меньше четверти от моего, а он ещё и отдал половину ребёнку!.. Тц! Такая растрата!
Равиндра выглядит по-настоящему расстроенным. А Джитендра, похоже, только что узнал, почему его не поглотили на острове. Но это значит, что…
– Это, конечно, интересно, но ничего не значит, – вдруг отрезает Калидас.
Вроде бы равнодушно, но при этом тяжело прислоняясь к двери в своё жилище, венчающее древнюю башню.
А Джитендра замечает, что небо над головой начинает светлеть. Совсем немного, но… разве он не должен уже умереть? Калидас был уверен, что Рохан и вниз-то его отнести не успеет… Но Джитендре не только не стало хуже, но даже немного, самую чуточку, лучше. Или это из-за Рохана?
«Я же не?..»
Однако душа императора действительно кажется вкусной. Это потому что он император? Или…
«Почему я постоянно думаю не о том?..»
– Тем не менее, я безмерно рад, что двое ганда с Чёрного континента почтили меня своим присутствием, тем более, что один из вас санракши… теперь-то уж башня точно соберёт нужное количество энер-
Проходясь взглядом по Рохану, Калидас вдруг замолкает на полуслове. И подозрительно прищуривается.
– Эта штука на шее… что это такое?
Похоже, намотанное на шею императора тряпье разъехалось и теперь из-под него поблёскивает золотой ошейник. Но вокруг столько сияния от разноцветных пентаграмм, что становится странно, как только мандега заметил столь слабый блеск. Да и что в этом такого? Однако прекратив подпирать дверь, Калидас уже целеустремлённо направляется прямо к ним.
Рохан отступает на шаг, но только один.
А всё потому, что деревянные дощечки в скрюченных пальцах мандега начинают загораться одна за другой.
Молния вспыхивает над головой, заливая всё абсолютно белым. Но не успевает яркий свет потухнуть, врезавшись в каменную площадку так близко, что Джитендра чувствует полоснувший по ноге жар, как вокруг один за другим возникают жёлтые шары жидкого пламени.
Только вот они разбиваются о воздух. Стекают по нему, словно по стеклу, не причиняя вреда. Барьер?
– Нет, правда, что это за дрянь?!
Калидас склоняет голову к плечу, и в его глазах всё сильнее разгорается интерес, в котором нет больше почтения к своему императору. Даже веки мандега возбуждённо подергиваются.
– Тогда, может, добавим немного физики…
И тут же с двух сторон от Рохана и Джитендры вырастают две невысокие стены. Но на этот раз раздаётся отчётливый громкий треск. Видимо, почувствовав что-то, Рохан внезапно разжимает руки и выбрасывает их в стороны. Мелкие искры вспыхивают на невидимой границе барьера, отчаянно сопротивляясь давлению, но каменные плиты всё же разбивают преграду.
Но теперь встречают на своём пути человеческие ладони.
Грохнувшись на снег, Джитендра отчаянно пытается сообразить, что должен сделать, но как на зло, в голове мечутся лишь обрывки мыслей.
– Ну, скоро?! – внезапно рассекает морозный воздух голос Равиндры.
– Почти, – глухо отвечают ему из другой пентаграммы.
Калидас с безумным взглядом оборачивается к саубха, и плиты, давящие на руки Рохана, просто испаряются. А уже в следующий миг малая башня, до сих пор служившая ему домом, вздрагивает и вдруг начинает рассыпаться, словно игрушечный домик.
Но не время вздыхать с облегчением!
– ЛИЛА!
Джитендра сам не знает, откуда взялись силы для крика. И не только. Выбросив руку вперёд, он в последний момент ловит взглядом маленькое, летящее на камни тело. А ещё в поле зрения попадают двое слуг, уже почти погребённых под завалом. Сцепив зубы, Джитендра сжимает кулак, хватая воздух, и дёргает на себя. Внутри, у самого сердца, скрипит, и что-то рвётся, воздух отказывается проникать в горло. Холод робко касается кончиков пальцев и тут же стремительно заглатывает всё тело целиком. Единственный звук, который Джитендра ещё слышит – биение сердца. Но оно становится тише с каждым ударом, а сами удары – всё реже.
Кажется, что замерзает и крошится каждая клетка.
И внезапное жжение в солнечном сплетение заставляет окончательно задохнуться.
«Это смерть? Но почему же так больно?»
Но вдруг кромешную тьму прорезает стрела чистого голубого света. Она бьёт прямо в место невыносимого жжения. И приносит с собой облегчение. Не мгновенное, но боль понемногу стихает, оставляя странное чувство огромной, глубоко засевшей занозы.
Всё ещё больно.
Всё ещё нечем дышать.
Но холод, забравший себе тело, отступает. Джитендра начинает чувствовать мышцы. И кости. И кровь, всё быстрее бегущую по сосудам.
Он впервые так чётко и ясно ощущает себя. И тьму, укоренившуюся на грани физического существования. Она всегда была послушна ему, а сейчас кажется незнакомкой. Но Джитендра привычно тянется к ней, направляя к повреждённым участкам обмороженной кожи. К иссушенным тканям горла и глаз. К почти потерявшим свою крепость костям. К тонкому кокону души, потускневшему, опавшему, еле ощутимому…
И тьма действительно послушно принимается за работу, однако она уже не кажется тьмой. Внутри неё просто смешались разноцветные нити разных энергий. Так он действительно не просто каким-то образом получил немного сил, но и нечто большее, изменившее его изнутри?
Джитендра наконец-то решается открыть глаза.
Время ускоряется. Или вернее, приходит в норму.
Камни малой башни всё ещё осыпаются.
Посреди площадки появляются три безсознательных тела на безопасном от неё расстоянии, но всё же ближе к Калидасу, чем Джитендре бы хотелось.
Но Калидас лишь безвольно стоит, словно окаменев от удивления.
Сияние пентаграмм бледнеет. Но в кругу высоких непроницаемых стен не становится слишком темно – из-за мерцающего вокруг рогатого саубха лилового ореола, всё больше набирающего силу. Подозрительно медленно осыпающиеся камни скатываются по нему, как по щиту. Равиндра же продолжает стоять на месте, прикрыв голову одной рукой.