– Она мертва, – Джитендра сам не знает, зачем произносит это вслух.
– Тело – да, – тем не менее невозмутимо соглашается рогатый. Или возражает?
– Что?
– Тело мертво, – нахмурившись, повторяет Таурус, но продолжает стоять над кроватью. – Её душа в него не вернётся.
– Её душа жива?!
Джитендра недоверчиво оглядывается. Может, он устал и не чувствует её? Но ведь будь Лила рядом, она бы обязательно подала знак! Заговорила бы с ним, как делала раньше! Ведь именно так они всегда и общались!
– Не знаю. Возможно. Но если это так, то очень слаба. И ты её не услышишь.
«Он что, мысли читает?» – несмотря на удивление, ответ Тауруса будто перерезает давно натянутую болезненную нить внутри. – «Жива… Конечно же, жива… наберётся сил и покажется… к тому же, она всегда хотела окончательно избавиться от своего тела…»
– Тебе надо отдохнуть, – подходит Равиндра. – Ты потратил все силы.
Конечно, Джитендра устал. Столько всего случилось за последние сутки… Но слабость не проблема – теперь, когда он понял, что энергия разлита повсюду, ему нужно лишь…
«Что… что происходит? Почему?»
Это странно. Но то ощущение, что поселилось в нём в океане, куда-то пропало. Чувствительность притупилась? Или он снова ослеп и оглох?
– Ты в порядке?
Равиндра касается его плеча, и Джитендра прекращает озираться по сторонам. На самом деле он понимает, что дело не в зрении, а в чём-то другом. Но он рассчитывал на эту силу! Собирался помочь Рохану! Наконец-то доказать свою полезность!
– Джитендра?
– Я… в порядке.
«Разберусь с этим позже».
Прикусив губу и почувствовав боль, он вспоминает, что ранее уже искусал её до крови. Но заживить ранку не составит труда. Потом.
– А что с остальными двумя? – Джитендра переводит взгляд на Лала. Наконец-то с лица робкого слуги съехала длинная чёлка и стало видно длинный шрам, пересекающий обычно всегда скрытый глаз. – Как им помочь?
– Накормить.
Простой ответ. Таурус даёт его даже не задумавшись.
– Я не знаю, где здесь кухня…
– Не этим, – перебивает рогатый саубха.
И в третий раз у Джитендры возникает ощущение, что колесики в его голове стали крутиться слишком медленно. И всё же он догадывается без подсказок.
– Нет. Никогда.
Таурус, до сих пор стоявший к нему вполоборота, разворачивается полностью и сплетает тонкие руки на груди. Нет, не то чтобы тонкие, просто неестественно гибкие.
– Ты предпочтешь позволить им умереть?
– …да.
Решить удаётся легко. Дело, быть может, в том, что Джитендра не чувствует опасности для их жизни, а может – потому что никогда не относился по-особенному ни к Джагжиту, ни к Лалу. Вот если бы речь шла о Лилавати… скормить чью-то душу… нет, даже ради неё он не позволил бы кого-то убить.
– Потому что ты не приемлешь смерть ради жизни?
– Да.
«К чему он клонит?»
– А тот мандега… если бы его смерть спасла эту девочку, ты бы всё равно отказался его убивать?
– Я…
«Он же не имеет в виду, что я мог спасти её? Нет, я ничего не мог сделать… Но если бы мог… »
– Он похож на тебя.
Подняв взгляд, Джитендра замечает, что Таурус уже смотрит не на него, а на Равиндру.
– Нет, не сказал бы… – мотает тот головой. – Но не суди его строго, малыш ещё юн и наивен.
– Неправда!
Может, ему и не так уж много лет, но вряд ли Равиндра сильно старше его. По крайней мере, выглядит он лет на двадцать, не больше!
– ДЖИГГИ!
Неожиданно оглушив комнату криком, в дверь вламывается белокурое существо в серебряном камзоле и со шпагой на бедре. Санджи мгновенно находит взглядом Джагжита.
«А он тут откуда?»
Туман в голове густеет с каждой секундой, мысли застревают в нём, разбухают, теряют очертания… Голова пустеет, пол становится мягким, и ноги проваливаются сквозь него.
***
Когда Джитендра открывает глаза, вокруг царит полумрак. Горит лишь одна свеча. Но даже так он видит достаточно, чтобы усомниться, что действительно проснулся.
Всё вокруг затянуто зелёным.
Густо переплетённые лианы свисают вместо балдахина над обычной большой деревянной кроватью. Редкие листья кое-где почернели, но в целом от растений идёт живительная сила. Джитендра закрывает глаза и прислушивается к себе. И понимает, что имел в виду Равиндра, когда говорил о «месте в душе, которое занимает демон». Самого «демона» Джитендра не чувствует, но разноцветная тьма и правда расползалась шире, а тонкие нити энергий в ней словно бы стали плотнее. Но это всё. Никаких новых способностей, ни чувства возросшей силы…
И снаружи тоже пустота.
Нет, не совсем. Одна душа медленно тлеет поблизости, но нет больше ощущения, словно всё вокруг пронизано энергией без края и конца. И из-за этого Джитендра чувствует себя обманутым. Одураченным. Что же всё-таки произошло там, посреди океана? У кого он взял ту частичку силы?
– Проснулся?
В кресле сидит тощий старик – закутавшись в длинную накидку, словно в покрывало, и высунув из коричневой шерсти только длинный нос и неровную бороду.
– Мириос?
– Да, так меня зовут, юный санракши.
Вытащив руки из-под толстого одеяла, Джитендра поворачивается на бок, подпирает голову рукой и всматривается в старика. Мандега. Такой же, как Калидас, только до сих пор живший на острове.
– Дядя перенёс вас сюда?
– Не только меня, – хитро прищурившись, отвечает тот.
Но даже если он ждёт уточняющего вопроса, Джитендра решает оставить эту деталь на потом.
– Мириос, вы всё ещё хотите умереть?
Истинный мандега медлит с ответом, поэтому Джитендра уточняет:
– Я имею в виду, что другой… такой же как вы… он придумал, как открыть дверь… и…
– И тебя интересует, не передумал ли я? И не хочу ли повторить его глупый эксперимент?
– Глупый? Эксперимент?
– Ну да. Насколько я понял, этот ваш первый советник всего лишь собрал очень много энергии. Настолько много, что хватило бы силой прорваться в другой мир… любой другой. Только вот наш запечатали сами боги. К тому же, только прародители умеют находить нужные миры, и вероятность, что по ту сторону пролома окажется нужный… невероятно мала.
– То есть, существует много миров?
– Ну уж точно больше, чем два.
Под длинным носом расползается невесёлая улыбка.
– Но он был так уверен… так счастлив…
– Полагаю, что так.
Джитендре начинает казаться, что Мириос не так уж и сильно отличается от Калидаса. И пусть его волосы седы, но глаза горят тем же красным огнём, и даже от этой его скрючившейся в кресле фигуры исходит давящее чувство древности и превосходства.
– Я думаю, он сошёл с ума, – продолжает мандега после паузы. – Как и многие из нас. Как отец Равиндры. Как я… Просто его форма безумия была немного другой: он, проведя столько времени среди людей, нашёл нечто ценное и важное для себя в этом мире, но так и не смог отказаться от своей старой цели. И я не уверен, что не стал бы таким же на его месте… У нас на острове время застыло: кто-то умирал, кто-то рождался – но по сути ничего не менялось… А здесь… Знаешь, здесь я всего пару дней, а уже одновременно чувствую и отвращение к этим неполноценным ганда, и в то же время и жалость. А люди… люди по-своему интересны…
– Два дня? Как это? Сколько же я спал?
Конечно, перебивать – не совсем вежливо. Точнее – не вежливо совсем, но слишком уж Джитендра удивлён.
– Не знаю. Когда я попал сюда, ты уже отдыхал.
– Вот значит как… А чт-… ? В смысле, как там…
– М-м-м… Не думаю, что смогу ответить на все твои вопросы, но если ты чётко задашь их, я хотя бы пойму, что именно тебя интересует.
Резонно. Просто вопросов много, а в голове ещё царит туман. Но кажется, в словах Мириоса было что-то ещё, вызвавшее интерес…
– Вы сказали, отец Равиндры сошёл с ума? То есть мой…
– Твой дед, – подтверждает Мириос, не дожидаясь, пока Джитендра определится с названием. – Разве этот поганец тебе о нём не рассказывал?