– Да, Мишенька. Кушать хочешь? Сейчас кашку сварю, садись.
– Обними меня, мама.
Кто-то протянул лизины руки к малышу и поднял его к себе на коленки. Лиза попыталась взять контроль над ситуацией и ласково провела по волосам сына бумажной ладонью. Она хотела почувствовать их гладкость и мягкость, но получилось лишь вызвать это воспоминание в мыслях.
Она встала, усадила Мишу на стул, достала из шкафа пакетик каши быстрого приготовления и заварила его кипятком. На то, чтобы разговаривать сквозь паутину, требовалась масса энергии. Силы протискиваться иссякали.
Миша смотрел на мать с озадаченным выражением. Он видел, что ее телесная оболочка – вот она рядом, обнимает его, но при этом самой мамы нет. Вместо нее – «черная паутина» и немой провал в пропасть. От этого осознания становится сначала просто страшно, а потом жутко. Где-то кажется гуляет проблеск света, он почти не уловим, но Миша пытается зацепиться за него.
– А где Левушка? – аккуратно складывая в рот сладкую овсянку с яркими кусочками липнущих к зубам ягод спросил Миша.
От этого вопроса паутина предательски дрогнула и отпустила натянутые на нервные окончания вожжи. Лиза вернулась из паутины на целых несколько минут, но вместо слов потекли слезы.
– Я не знаю.
– Хочу к папе, – Мише показалось, что рядом с мамой находиться опасно. Он попытался внутренним взором нащупать внутри нее привычный теплый шар, но тот то и дело вляпывался в противную липкую паутину. Из маминой пустоты на него падали буквы. Их значения он не понимал, но от них ему становилось горько. Из букв сложилось слово «н е б ы т и е». Миша быстро опустошил свою тарелочку, спрыгнул с детского стула и побежал в комнату.
Лиза не стала убирать посуду, вместо этого она распласталась на кухонном полу и заревела навзрыд, захлебываясь слезами.
Это содрогалась пустота в форме человеческого тела. Дыра, запечатанная в кожу женщины и одетая в ее одежду. Мрак с хрупкой кромкой из туловища. Лишь футляр, коробочка по имени «Лиза».
Ей вдруг показалось, что она видит, как кто-то укладывает маленького мальчика по имени Лев в землю – причем в одежде, в комбинезончике для прогулок. Прямо так – без гроба. Кто-то убил ребенка! Вкус сырой земли во рту, запах собачьей мочи. Уставшие тяжелые руки. Кровоточащие от мозолей ладони. Почему на пальце мое фамильное кольцо? Зачем тут мои пальцы? Ожившие видения ощущались отчетливее, чем пол кухни, на котором плашмя сотрясалась в рыданиях Лиза. Она взмолилась паутине, чтобы та либо поглотила ее вновь, либо просто убила.
Из открытой форточки подул холодный ветер. Он вызвал острые мурашки на руках, плечах и шее. Он вырывал Лизу из лап паутины в реальность. Вот только она была для Лизы невыносимой.
От ее рева проснулся муж. Ошарашенный он ворвался на кухню и попытался привести ее в чувство. Ох, если бы Андрей знал, что она-то на самом деле как раз от них и пыталась избавиться. Он тряс жену за плечо, но Лиза никак не реагировала. В этот момент она шарила внутри себя – где, черт возьми, та дверь, за которой она могла спрятаться от себя?! Несколько минут жизни истощили ее. Наконец, рубильник опустился. Она вдохнула и застыла. Паутина вернулась и обернула ее сознание в белые теплые наглаженные пеленочки. Андрей поднял супругу и отнес на диван.
Следующие несколько часов Лиза пролежала молча с открытыми глазами, пялясь в небо из не зашторенных окон и наблюдая за облаками. Ее сущность находилась в блаженном онемении. Андрей приносил жене питье и валериану, пока она не уснула. Лиза не могла встать с постели несколько дней из-за бессилия и приступов тихих слез. Она молилась о том, чтобы кто-нибудь поскорее лишил ее жизни. И только мысли о дурацком втором ребенке, который останется без матери, сдерживали ее от того, чтобы наложить на себя руки.
«Из-за тебя я должна мучиться и продолжать невыносимое существование! Ты – причина моего горя!» – думала Лиза, когда смотрела на мальчика, и тут же корила себя за эти мысли. «Я жизнь первого сына поставила на кон счастья новой семьи, но где оно?». Миша не слышал мыслей мамы, он подходил только в те моменты, когда она засыпала и гладил ее жесткие волосы впитывая самый родной запах на свете.
Муж заботился о жене и сыне, совершенно не понимая, что делать. Его мучило желание развестись с Лизой – ведь Андрей был не готов к тому, что она почти потеряет рассудок. А это, как ему казалось, с ней и происходит на фоне похищения старшего ребенка. Лиза вызывала у него отвращение: он не ложился с ней рядом спать, не разговаривал о случившемся. Казалось, он думал только о том, что может быть, стоит вызвать психиатра для проверки, и даже разрабатывал план, как сдать ее в психушку, лишить родительских прав и воспитывать Мишу самостоятельно. Из самой сексуальной и желанной женщины его жена в миг превратилась в жалкое существо, в обузу.