И конечно же, прохвост так и остался стоять, весело лыбясь, вместо того, чтоб расплатиться с обезоруженным противником хотя б такой же царапиной, которой тот его только что пометил.
Близнецы за спиной радостно завизжали, а Моран вдруг сорвался с места, бросив Гриру запасной клинок. Глаза его пылали.
— Потанцуем? — азартно выкрикнул он, становясь в боевую позицию и салютуя Дидье своей шпагой.
Тот вскинул бровь, глядя на них двоих, и смех его прозвучал музыкой:
— Ну давайте!
И наконец ринулся в атаку.
Клинок его свистел в воздухе и мелькал перед глазами, выписывая петли и восьмёрки, и, чёрт побери, им даже пришлось попятиться — дальше и дальше, отбиваясь и дожидаясь, пока Дидье хоть чуть-чуть выдохнется… а Грир ошалел, вдруг услышав, что тот задорно напевает вполголоса — напевает, и вправду как на каких-то танцульках!
Они с Мораном переглянулись, начиная вновь теснить Дидье к борту, как вдруг к нему молнией метнулся Лукас. Пацанёнок уже не улыбался, губы его были плотно сжаты, а в руке он стискивал шпагу Грира — ту самую, что Дидье выбил у него несколько минут назад.
— Нечестно — вдвоём на одного! — со страстным вызовом кинул он, решительно встав рядом с Дидье, и Грир невольно подумал, что не ошибся в этом сопляке — яйца у него были. В отличие от братца.
Впрочем, в братце Грир как раз ошибся, что выяснилось сразу же.
— Эй, Лукас, говорю же — мы не в бою! — сердито выпалил Дидье, тоже перестав улыбаться. Брови его сошлись к переносице, а потом он взглянул куда-то за спины Грира и Морана, и глаза у него округлились.
Капитан «Разящего» попытался оглянуться, но было уже поздно. Какая-то чёртова штуковина ударила под колени сначала его, а потом Морана, и оба они не смогли удержаться на ногах, как ни старались. Изрыгнув непотребное ругательство, Грир бухнулся на палубу, радуясь тому, что «Разящий» и «Эль Халькон» находятся по другому борту «Маркизы», и никто из его команды не видит этого позорища.
— Что за хрень?! — прохрипел наконец Грир, недоумённо таращась то на шлёпнувшегося рядом Морана, то на странную чертовщину, которая напоминала… напоминала….
— Это швабра. Механическая швабра, — изрёк Моран, кусая губы, и уткнулся лбом в колени. — Бог ты мой… нас победила швабра!
Плечи его затряслись от хохота.
— Лукас же без кирасы, — торопливо пояснил Марк, осторожно пробираясь мимо них и со всех ног кидаясь к брату и Дидье.
— Да чтоб вам всем! — от души пожелал Грир, тоже не в силах удержаться от смеха.
А Дидье молча положил шпагу, потом сбросил на палубу грохнувшую кирасу и с наслаждением потянулся всем телом:
— Ух, и тяжёлая всё-таки, зараза, nombril de Belzebuth!
— Тренироваться надо, — назидательно произнёс Грир, следуя его примеру.
— Я буду, буду, — пообещал Дидье кротким голосом мальчика из церковного хора и наконец прыснул. — Ну что? Все живы? Тогда давайте уже завтракать, а? — И рассеянно глянул туда, куда ему указал глазами Грир — на прореху в своих штанах, где краснела длинная царапина. — Patati-patata!
Дидье выполнил обещание, упражняясь на шпагах каждый день, вместе с Лукасом и Мораном, в кирасах и без. Грир больше не вмешивался в эти игрища, рассудив, что негоже битому волку участвовать в щенячьих забавах… тем более, что наглые щенки вполне могли устроить ему какой-нибудь дурацкий сюрприз, наподобие той прегнусной швабры, и выставить его на смех. Нет уж, спасибо.
Но он постоянно краем глаза следил за тем, как сопляки на палубе «Маркизы» сперва дрались — и неплохо дрались, чёрт подери! — а потом хохотали и возились, как настоящие щенки, и… что греха таить, он им люто завидовал.
Продолжая яростно держать данное самому себе слово, Грир не прикасался к Морану и пальцем, и, хотя днём они понимали друг друга с полуслова, ночи — паскудно долгие — каждый из них проводил в одиночестве собственной каюты. Грир даже запирался изнутри, подальше от любого соблазна, — ну не дурь ли? — и Моран однажды ехидно поинтересовался у него:
— Боишься, что тебя русалки утащат, что ли?
И Грир понял, что мальчишка всё-таки наведывался к его каюте. Понял, сжал челюсти до хруста и промолчал.
В итоге он чувствовал себя прямо каким-то грёбаным монахом-отшельником, одиноко торчащим в своей келье и старательно умерщвляющим грешную плоть.
После таких подвигов воистину не стоило валяться на чужой палубе в куче полуголых паршивцев, будто бы на собственном корабле нечем было заняться.
Заняться действительно было чем. Пресловутый галеон с большой вероятностью находился именно там, где они и ожидали, подтверждением чему становились его обломки, какая-то утварь и монеты, поднимаемые со дна ныряльщиками, ибо глубина здесь была небольшой. Но вот чего никто не ожидал — так это землетрясения, произошедшего здесь, наверное, лет двадцать назад и опустившего галеон прямёхонько в узкую донную расселину.
Именно поэтому испанскую посудину до сих пор никто не нашёл.
Ломая голову над тем, как добраться до треклятого клада, Грир то и дело отправлялся в Порт-Ройял за каким-нибудь необходимым снаряжением, благо «Разящий», как и «Маркиза», оснащённый изобретениями близнецов, чуть не вчетверо увеличил скорость, форменными образом уподобившись «Летучему Голландцу».
Так Грир и упустил из виду появление очередного адова устройства близнецов, апробация которого едва не стоила жизни Дидье Бланшару.
А ведь он был так уверен в том, что Дидье прекратил наконец откалывать свои сумасбродные коленца и поднабрался ума-разума!
Ага, как же.
В это раз Грир с Мораном задержались в Порт-Ройяле дольше обычного, посчитав, что «Маркиза» и «Эль Халькон» на пару достаточно устрашат любого возможного мародёра. Тем временем близнецы, которые явно были ниспосланы роду людскому как Божья кара за его грехи, во время отсутствия «Разящего» соорудили некий аппарат для погружения на глубину. Сей аппарат состоял из прочного баллона с запасом воздуха, трубки, с помощью которой воздух из баллона поступал в лёгкие, прозрачной хреновины в виде маски, прикрывавшей глаза, и пояса со свинцовыми пластинами, служившими балластом ныряльщику.
Ну и кто же полез со всей этой трихомудией в расселину, ставшую вековой могилой для испанского галеона?
Зряшный вопрос.
Как потом выяснил Грир, перед тем, как спуститься в расселину, стервецы всё-таки провели несколько апробаций устройства невдалеке от рифа, на глубине в пять-шесть ярдов. И уж потом решили, что пора.
Не дожидаясь возвращения «Разящего», конечно же. Они прекрасно понимали, что Грир запретит им эти смертоносные фокусы, едва о них прознав.
И вот Грир с Мораном, вернувшись к островку после недельного отсутствия, обнаружили «Маркизу» и «Эль Халькон» покачивавшимися над расселиной, команды обоих бригов — напряжённо пялившимися в глубину, а Дидье Бланшара — сгинувшим в этой самой глубине.
Впрочем, он появился оттуда практически сразу же. Грир даже не успел придушить ни Лукаса, ни Марка, пришвартовав шлюпку с «Разящего» к той лодчонке, где они сидели с окаменевшими и очень бледными лицами в ожидании Дидье.
Грир только и спросил, заледенев на самом солнцепёке:
— Как давно… он там?
— Три четверти часа, — вздрагивавшим голосом отозвался Лукас, крепко державший в одной руке верёвку, уходившую в пучину, а в другой — карманные часы-луковицу.
— Что?! — не веря своим ушам, выдохнул Моран, вцепляясь Гриру в локоть.
— Там достаточно воздуха, в баллоне! — хрипло выпалил Марк, глядя на Грира круглыми голубыми глазами. — Воздух сжатый… сжатый под давлением… подаётся в дыхательную трубку! Мы же пробовали! Мы пробовали… трижды! Всё будет…
Он запнулся и втянул голову в плечи.
— Tres bien, да? — тихо спросил Грир. — Там, на глубине, адский холод и кромешная мгла. И…
— Акулы! — прохрипел Моран, прижав ладонь к губам. — Там могут быть акулы…
Он не договорил — верёвка в руке Лукаса отчаянно задёргалась, и тогда все они так же отчаянно принялись за неё тянуть.