Подполковник сказал что-то, но встречный ветер тотчас же унес его слова.
— Что? Не слышу? — переспросил Виноградов.
— Пошли внутрь! Осторожней…
Первым, кого увидел Владимир Александрович в рубке катера, оказался боец, исполнявший обязанности рулевого. Он стоял за штурвалом в классической позе «морского волка» из кинофильма каких-нибудь шестидесятых годов: ноги на ширине плеч, левая рука удерживает курс, правая — лежит на никелированном переключателе скоростей. Очевидно, двигатель был оснащен автоматической коробкой передач, и теперь она находилась в положении полный вперед.
Рядом возился с бортовым компьютером еще один парень из команды Иванова. Пальцы оператора быстро бегали по клавиатуре — судя по всему, он был так поглощен мельканием строчек и символов на экране дисплея, что даже не обратил внимания на вошедшего командира.
На штурманском столике справа лежал ворох карт и английская лоция.
Прежде чем пройти дальше, Виноградов обернулся и разглядел через огромное дымчатое стекло палубу, осыпаемую брызгами и задравшийся к небу ствол крупнокалиберного носового пулемета.
— Товарищи, внимание!
Несмотря на то что салон катера был довольно просторный, размером едва ли не с кают-компанию морского сухогруза, место для вновь прибывшего начальства нашлось не без труда. За узким, длинным столом, установленным прямо посередине, плечом к плечу сидели двое взятых в плен пиратов: толстый мужчина в очках с переломанной дужкой, и юноша, обе ноги которого у коленей были наскоро обмотаны кровоточащими бинтами.
— Проходи, присаживайся…
Сам подполковник Иванов расположился прямо напротив пленных.
Еще двое морских пехотинцев из его команды, увешанных автоматами и трофейными автоматическими винтовками, стояли вдоль переборки.
Трупы двух или трех пиратов, уничтоженных в рубке, куда-то убрали. Однако внимательный взгляд все же сразу заметил бы следы недавней перестрелки: несколько дырок от пуль на обшивке, гильзы, перекатывающиеся под ногами, расколовшийся корпус магнитофона.
— Итак, джентльмены удачи…
Как ни странно, в салоне почти не ощущались ни дифферент на корму, ни волнение, так что удерживать равновесие можно было без особого труда. О том, что катер несется куда-то по непредсказуемому Индийскому океану, напоминало только размеренное подрагивание обшивки и приглушенный гул двигателя.
— Я, подполковник российской морской пехоты Михаил Иванов, предлагаю вам сотрудничество… — Едва начав переводить эти слова на английский, Владимир Александрович понял, что обращены они в первую очередь к молодому человеку, а не к толстяку.
— Что вы хотите? — после непродолжительной паузы уточнил пленный юноша по-английски. Было заметно, что за свою недолгую жизнь он чаще спрашивал, чем отвечал на вопросы.
— Ничего сложного. — Иванов продолжил говорить не торопясь, короткими, заранее продуманными фразами — так, чтобы его слышал и понимал не только переводчик, но и все присутствующие:
— Сейчас мы идем к вам на базу. Высаживаемся. Наводим порядок. Потом исчезаем. Быстро и без проблем… Но для этого необходимо нам немного помочь. Например, сообщить систему кодов и сигналов при подходе к берегу. Схему обороны: сколько там народу, где расположены огневые точки и минные поля, если они есть… Взамен вам обоим будет гарантирована жизнь. И, разумеется, наша договоренность останется сугубо конфиденциальной, о ней никто никогда не узнает. Понятно?
Дослушав перевод, пленный юноша произнес несколько слов в ответ и презрительно улыбнулся.
— Что он сказал? — переспросил Иванов.
— Ругается, — ответил Виноградов. — Плохо ругается.
— Это напрасно. В таком возрасте надо больше уважать старших… Объясните ему, господин адвокат, что умирать можно по-разному. Можно умирать очень долго и больно. Так долго и так больно, что в конце концов захочется рассказать все, что знаешь, но будет уже поздно. И никому не нужно… — покачал головой подполковник:
— Кроме того, специально нанятые люди обязательно расскажут всем-всем вашим родственникам, друзьям и знакомым на побережье — конечно же по большому секрету! — что вы оба очень помогли в нашем деле. Не выдержали пыток — и помогли. Так что, молодой человек, умереть героем не придется… А предателей не прощают, верно? И память о них остается очень плохая.
Виноградову понадобилось все самообладание, чтобы перевести эти слова по возможности невозмутимо. Выслушав его до конца, пленные обменялись взглядами — словно прощаясь перед далекой дорогой. Потом тот, что моложе, опустил голову и выдавил из себя короткую звонкую фразу.