Выбрать главу

Управление по делам аборигенов вовсе не интересует условия нашей жизни. Оно защищает таких бездельников и пьяниц, как наш старший инспектор, да еще тех белых из города, которые эксплуатируют нас, выплачивая половину того, что им пришлось бы заплатить белым рабочим. Только о них и заботится это управление. У нас не ведется борьба ни с москитами, ни с глистами, ни с дизентерией, а ведь от всего этого можно избавиться за какой-нибудь год, если взяться по-настоящему. А разве муниципалитет озабочен этим? Отнюдь нет. По мнению муниципалитета, здесь нужна только крепкая рука, чтобы держать нас в узде.

А наберитесь вы смелости настаивать на своих требованиях, старший инспектор просто вышвырнет вас из резервации, и тогда уж ни одна резервация на всем побережье не примет вас. Людей гоняют как скот с одного места на другое. В прошлом году, например, отсюда выгнали аборигена со всей семьей якобы за пьянство. Он действительно выпивал, но это зелье продавал ему белый, да и пьяным-то его видели не чаще, чем самого старшего инспектора… Не думайте, будто мы собираемся оставаться здесь до конца наших дней. Мы бы давно уже что-нибудь предприняли, но старая мать Джорджа никуда не хотела уезжать. Теперь она умерла…

– И теперь вы поедете вместе с нами в Уэйлер, как только мы сможем вернуться туда, ведь правда, тетя? – в первый раз за все это время заговорила Мэй.

Эмма неуверенно покачала головой.

– Не знаю. Возможно. Мне тоже хотелось бы, чтобы у моих детей был приличный дом.

– А как вы думаете… мы вернемся в Уэйлер? – спросила Ева, и в голосе у нее звучали одновременно и надежда и сомнение.

– Должны вернуться, – твердо сказала Тэмпи. – Но для этого нам нужно будет бороться – всем вместе.

Ева взяла руки Тэмпи и долго держала их в своих сильных ладонях.

– Вот вы говорите, нам нужно бороться. Я всегда была против борьбы. Всегда вставала на сторону отца, когда он говорил, что мы должны держаться своей семьей и не влезать в дела других аборигенов, чтобы нас не смешивали с людьми из резервации. И я верила, что если мы будем вести себя как приличные, хорошо воспитанные белые, то к нам будут относиться так же, как к ним. Но я ошиблась. Я никогда не хотела прислушаться к мудрым советам Джеда и Хоуп, я и детям не разрешала их слушать. Но Джед и Хоуп оказались правы. То, что случилось с нами вчера, научило меня больше, чем все прожитые годы. Отец, возможно, тоже был прав, но только такое отношение к жизни годилось для его времени, а не для нашего. К тому же он был белым, а мы аборигены. Этого он не учитывал. Если в вас течет хоть капля крови аборигенов, значит, вы не имеете никаких прав, где бы вы ни жили – в Уэйлере или в резервации. Для полиции, мэра и инспектора все мы одинаковы, все мы – лишь стадо животных.

Она сжала руку Тэмпи.

– Не думайте, будто мы говорим вам все это потому, что настроены против белых. Я сама наполовину белая, и во всем мире нет человека лучше, чем мой отец. Кристофер тоже был белым, однако он любил Занни и она любила его. Мы не против каких-то людей, к какой бы расе они ни принадлежали и какой бы цвет кожи у них ни был. Мы только против несправедливости. А все, что здесь происходит, ужасно несправедливо.

Она помолчала.

– А теперь мне хотелось бы поговорить с вами о другом. Эмма, скажи, пожалуйста, детям, пусть они посмотрят, не крутится ли кто-нибудь из посторонних возле дома. Не нужно, чтобы наш разговор слышали чужие уши.

Эмма вышла из комнаты.

– Возможно, вам покажется, что это напоминает телевизионный детектив, но такая предосторожность совсем не лишняя, – продолжала Ева. – Мне не хотелось бы говорить об этом, но в резервации есть люди, готовые весь наш разговор передать инспектору. Я их не осуждаю. Они ведь получают за это какое-то вознаграждение. Они вовсе не плохие люди, но, попав в такие условия, как здесь, проявляют свои худшие качества. Ведь и белых можно купить, только цена будет повыше.

Она понизила голос до шепота.

– Вы даже представить себе не можете, как важно для нас то, что мы можем доверять вам. После всего, что вы сделали сегодня, уже ничто не сможет изменить мое отношение к вам, даже если вы сочтете невозможным выполнить мою просьбу. Здесь, вдали от дома, ваши поступки – это одно, а в Сиднее – совсем другое. И поэтому, сделаете вы то, о чем я собираюсь вас попросить, или нет, я навсегда сохраню к вам уважение и буду считать вас другом, который был с нами в самое трудное для нас время. Нет, ничего не обещайте мне сейчас. Подождите немного, я вам все расскажу. Сегодня утром я и Эмма получили сообщение – уж и не спрашивайте, каким образом оно дошло до нас. Думаю, сейчас Берт, Пол и Джед уже знают об этом…

Она помолчала, вглядываясь в лицо Тэмпи, а потом зашептала так тихо, что слова можно было разобрать с трудом:

– Ларри скрывается в Редферне, в доме родственника мужа младшей сестры Хоуп. Вот здесь у меня адрес. – Она показала листок бумаги. – Подумайте только, что приходится переживать бедному мальчику. Он же совсем без денег, полиция охотится за ним. И все же есть люди, помогающие ему скрываться! Вы рады этому, правда? А я вот чувствую себя скверно. Ведь в Редферне он живет у людей, которых не знает и которые не знают его. Если они хорошие люди, он может навлечь на них беду, а если плохие, они могут еще больше ухудшить его положение. Ведь аборигенам очень трудно всегда быть хорошими… А теперь я хочу попросить вас как женщина женщину: не могли бы вы поехать в Редферн и встретиться с Ларри?

Тэмпи почувствовала себя на краю бездны. Одно дело действовать в маленьком провинциальном городишке, опираясь на поддержку многих людей. Но ехать одной в трущобы Редферна, куда ни разу не ступала ее нога за все долгие годы жизни в Сиднее, разыскивать незнакомого юношу, которого выслеживает полиция, – нет, это уж чересчур!

Ева посмотрела ей прямо в глаза.

– Я прошу вас об этом не потому, что мы связаны через Кристофера и Занни. Хотя ваша встреча с Ларри будет как бы свиданием с Занни в те дни, когда Кристофер женился на ней. При виде Ларри у меня всегда сжимается сердце, и я не знаю, радоваться мне или грустить – ведь я вижу живую Занни.