Но новая черная музыка, явившаяся художественным выражением поисков почвы в отчужденном мире, демонстрирует явное усиление непосредственности и интимности джазового переживания и одновременно ломку эстетических и технических норм и правил, опосредовавших, снижавших проявление непосредственного и природного. По-видимому, возросшее расовое самосознание заставило современного афроамериканского музыканта строить форму своей эстетической самореализации не столько по европейскому образцу, сколько по модели африканского музицирования. Но модель эта неизбежно наполнялась содержанием, связанным уже с неафриканской идейной проблематикой (что отражалось как на структуре музыки, так и на самом ее эстетическом материале), ибо изменение эстетического сознания африканца в США, вызванное длительными инорасовыми и инокультурными влияниями (которые он вдобавок продолжал испытывать в неафриканской социокультурной среде), было во многом необратимо. Отсюда, очевидно, и проистекает двойственная природа семантического аспекта авангардного джаза, совмещающего харизматические черты с усилением духовной проблематики.
Амбивалентность эстетического сознания афроамериканского музыканта неизбежно ведет к созданию паритетной формы бинарной оппозиции «природа — культура» (чего нельзя сказать об африканской музыке), лежащей в основе создаваемой им музыкальной системы, т. е. к созданию эстетической модели, практически гармонично разрешающей эту амбивалентность.
В поисках прародины
Африканская традиция видит в любой социальной общности семью (совокупность живых и мертвых родичей) — не имеет значения, идет ли речь о племени, государстве, народе. Именно семья или расширенная семья (народ, раса) наделяются африканцем функцией возобновления жизненной силы, которая, по Сенгору, лишь форма проявления трансцендентного, божественного начала. В африканской религиозно-пантеистической системе предку отводится место некоего мистического агента, сохраняющего связь личности с миром.
Процесс расового негритянского самоутверждения в США неизбежно должен был опереться на определенную социальную или национальную общность, объединенную приятием или отрицанием определенной идеи, символа, цели. В идеологической системе черного американца нет другого символа, до такой степени не связанного с социальными или духовными проявлениями «белого общества», как африканский предок, прародитель, прародина, прасе-мья, — одним словом, Африка, которая не только стала для него единственным связующим звеном с остальным миром, но и придала его эстетическим и духовным исканиям историческую перспективу и твердую культурную почву.
Названия, которые дают своим альбомам многие музыканты нового джаза, говорят о программной «африканской» направленности их музыки: «Африка/медь» и «Кулу се мама» Колтрейна, «Дань Африке» Меррея, «Новая Африка» Монкура, «Магия Джу-джу» Шеппа, «Черная Африка» Риверса[19], — а случаев использования лексики различных африканских наречий в названиях новоджазовых композиций просто не счесть.
Любопытно, что ритуал почитания первопредка (свойственный всем раннекультурным цивилизациям) некоторые черные джазмены считает специфической чертой африканской культуры. «Эта страна, — говорит Арчи Шепп об Америке, — делает своих стариков бесполезными. У белых нет уважения к своим предкам. Все они их не уважают. Но африканец относится к этому по-другому»[20]. В культе предков Шепп видит первейший признак народности и преемственности культуры. «Я считаю себя скорее народным музыкантом, чем кем-либо еще», — утверждает тот же Шепп[21].
Ощущение музыкантами новой черной музыки преемственности по отношению к африканской культуре и африканским социальным и сакральным ритуалам имеет не столько теоретико-познавательное, сколько социально-практическое значение. Это явление в новом джазе, несомненно, оказалось эстетически опосредованной частью общей тенденции к развитию расовой и культурной самобытности афроамериканского сознания. Традиционный африканский культ предков обернулся в джазе не столько прямой аналогией (скажем, в виде повышенного пиетета к музыкальным предшественникам), сколько инструментом развития национально-расового самосознания негритянского народа в США.
Это удивительное соответствие теории негритюда и внутренней сущности и идейной направленности нового джаза вовсе не объясняется истинностью (или неистинностью) самой этой теории, ее адекватностью (или неадекватностью) исторической и психосоциальной реальности африканской культуры (нас здесь интересует не это). Это соответствие говорит не более чем о сознательной ориентации нового джаза на негритюд, ибо для афроамериканца это пока единственная расово-националистическая культурология, положения
19
''John Coltrane. "Africa/Brass" (Impulse! A-6), "Kulu se Mama" (Impulse! 9106); Sunny Murray. "Hommage to Africa" (Byg-Actual 529303;); Grachan Moncur III. "New Africa" (Affinity AFF 38); Archie Shepp. "The Magic of Ju-Ju" (Impulse! 9154); Sam Rivers. "Black Africa" (Horo 3-4).