- "Копейка", старенькая.
- Сам перебираешь?
- Всё сам, кроме "движка" и электрики.
- Ну, вот - готовый мастер.
- Я и болгаркой более - менее, и полуавтоматом станки варил.
- Что за станки?
- По дереву. Фрезеры всякие, шипорезки, струбцины. На работе приходилось. Сыплется всё - старое. Да и новые прибамбасы мастерили, если кто чего выдумает.
- Хорошо, Стас, очень хорошо! Тогда расклад такой - половина твоя, половина моя. Расходники на тебе, реклама на мне. Ломаться там нечему, но всё же, если что - чинишь сам. "Косяки" с клиентами тоже разводишь сам. Выходные обговорим, оформления не будет. Сам пойми: тебе же и не выгодно. Пенсионный, страховщики - всё с твоих дивидентов. С их "предъявами" ты без штанов останешься. Хрен, что заработаешь, если всем давать. По рукам?
- По рукам, Никита Ильич. Только один вопрос: если что для себя смастерить надо, тогда как?
- Ну, расходники - то на тебе, делай ради Бога. А что варить - то собрался? Машину?
- Нет, станки.
- Не наварился ещё станков на прошлой работе?
- Так это ж для себя!
- Ну, иди, станкостроитель, знакомься с производством.
"Производством" оказалось: две хорошо хоженые болгарки, верстак, смотровая яма, какие - то переноски и старенький, помнивший ещё Генри Форда, полуавтомат "Спутник". Судя по манометру, углекислота в баллоне была, проволока в пол - барабана заряжена и массовый провод с огромным "крокодилом" тоже наличествовал. Оставалось решить вопрос с ключами, съёмниками, головками и прочей разной мелочью, которая, как правило, неизбежно куда - то исчезала прямо пропорционально скорости рабочих процессов.
Станислав присел в старое, с масляными пятнами, кресло и, закрыв глаза, попытался анализировать авантюру, в которую он только что встрял. Хотя, авантюрой, скорее, можно бы было назвать его увольнение с государственной должности и десятками измерить количество проблем, в следствии этого возникших. Но стрелки влево не отмотаешь. Что вышло - то вышло. Нужно забыть прежнее и научиться жить по другим правилам. Отсечь за собой прошлое японской катаной и изрубить в кусочки, чтобы больше не собрать. "Отсутствие выбора облегчает выбор" - сказал уникальный мастер каратэ Андрей Кочергин. Правильно заметил, точно. Как знал, что Стасу Скорикову такой девиз жизненно необходим.
Почувствовав еле уловимое движение воздуха, Стас оглянулся. У бокового входа стояли в шеренгу, что характерно - по росту, три мужика в ярко - оранжевых робах и ботинках берцах. Угрозы от ребят не исходило, а потому и Стас доброжелательно пожал руки потенциальным "консультантам".
- Моня.
- Поня.
- Боня.
Шеф явно не приветствовал имена, в силу определённых пунктов своей биографии. Уж точно не знал ничьих отчеств, а на фамилии, скорее всего, смотрел как на просто прикольные сочетания букв. К чему - то вспомнился бородатый анекдот. Зеки в камере сидят за столом и лениво перекидываются в картишки. "Моня любит Мамбу" - вдруг высказывается крупный урка в изящных наколках. "Поня любит Мамбу" - утверждает второй каторжник. "Боня любит Мамбу" - окончательно закрывает вопрос третий бродяга. А в углу, за нарами, сидит на корточках, сжавшись в комок негритёнок и еле слышно шепчет: "А Мамбу вас ненавидит, твари белые!".
- Стасик.
Станислав, в принципе, уже смирился с неизбежным, лихорадочно покопался в голове в поиске достойного "погоняла", но не найдя ничего приемлемого, решил представиться пока так.
- Будем знакомы!
- Ты, если что, в любой момент...
- Простава будет или как?
Стас понял, что последний пункт и есть самый важный в данном протоколе собрания.
- Знакомы будем. Если что, то сразу. Простава по плану.
- Жестянщик жестянщика видит издалека! - подвели итог мужики и логично поинтересовались: на какое время та простава по плану назначена? Порешили - с отъездом шефа домой. Ну, или не домой, но с отъездом. На том и расстались.
Рабочий день, как и предсказывал шеф, прошёл напряженно и плодотворно. Стас проварил в решето ржавый "Москвич", наляпал на днище заплат "шестёрке" и "семёрке", долго провозился со старой "Волгой". Её пол, глушитель и резонатор требовали радикальной хирургии, но бессменный владелец машины Ашот заявил, что "ржавый кинжал - кузнецу потеха" и попросил только "дэциль подлатат". Станислав, само - собой, просьбу исполнил, подварив попутно пару - тройку несуществующих дыр в труднодоступных взору районах тёзке могучей реки. В общем, простава обещала состояться по плану, блеснуть ассортиментом и завязать предпосылки братских уз.
Излишне говорить, что самоотводов и опозданий не оказалось. Каждый что - нибудь принёс и закусить, и выпить, чтобы, как говорится, не с пустыми руками. Да и к тому же спринт за добавкой после девяти невозможен из - за, введённого государством, запрета. Плюс "похмелятор", который с утра будет жизненно необходим. Сторож Василий Иванович явился миру только с большим трёхлитровым термосом чая, чем изрядно позабавил присутствующих господ. И теперь он сидел во главе стола, гордо вскинув голову, как бы всем своим независимым видом намекая на то, что "пустые руки" - это не про него. Василий Иванович оказался не жаден до чая, но прижимист до водки. Уже после первой, он взял процедуру розлива в свои руки, исправно заботясь об обеспечении себе пенсионной надбавки.
Разговоры разговаривали разные, всё больше о машинах. Не бабы же, чтобы о колбасе трещать. Мужики рассуждали степенно, чокались чинно, не торопясь закусывали. Василий Иванович раскупорил уже третью "Белоснежку" и, вроде как незаметно, подменил себе, и без того вместительную стопку, гранёным стаканом. Фокус обнародовал Поня:
- А позже клизму принесёшь? Трёхлитровую. Чтоб, так сказать, и в рот, и в обход.
Василий Иванович обиженно поджал губу, икнул и стал хлопать себя по карманам, якобы в поисках сигарет. Все замерли: найдёт или не найдёт? Хотя раньше никогда не находил. Не нашёл и сейчас. Предложений тоже не последовало.
- Покурил? Теперь - в люлю! - по - сыновни посоветовал Боня. Но, контрольный выстрел в, насквозь оскорблённого, сторожа сделал Моня.
- Что ж свининки - то не захватил, Василий Иванович? Или рано ещё колоть?
Обыденная, в общем - то, фраза вызвала у всех, кроме Стаса, приступ дикого хохота. Василий Иванович поднялся с места, безопасно погрозил кому - то пальцем в пустоту и, с видом, надутой пацанами, лягушки, направился восвояси, чётко понимая, что здесь ему больше ничего не отломится. Просмеявшись, мужики поведали Станиславу историю, случившуюся год назад.
Скуповатый и хитрый Василий Иванович жил в частном секторе и держал хозяйство. И вот, в один из дней, он деловито взялся точить самопальный нож, чтобы по морозцу отправить подросшего кабана в край вечной охоты. Кабанчик действительно был крупный и содержался в одном загоне со своим братом, по - свински полагая, что такая лафа будет всегда. Завалить и зарезать кабана Василий Иванович физически не мог, а потому прибегнул к старой, проверенной веками, кувалде. Мужиков - помощников он не звал принципиально - их нужно традиционно поить водочкой и кормить свежининкой. Зайдя в загон, Василий Иванович с размаху врезал кабану в лоб. Кабан пошатнулся, взрыкнул и повалился на бок, увидев напоследок острый клинок Василия Ивановича и пресловутый след в конце тоннеля. Дабы закрепить успех, Иваныч всадил нож кабану в грудь, прикрыл за собой дверцу и отправился в предбанник, чтобы дать начало обряду поминовения, да и бабки дома не было. Но! Или родственники в тоннеле отговорили кабана покидать физическое тело, или Иваныч банально промахнулся, кабан ожил, вскочил на ноги и принялся яростно метаться по загону, ища киллера. Попутно, воскресший обильно перемазал в крови своего братана. Употребив "два по сто" и закусив сальцом с луком, Василий Иванович двинулся забирать добычу из загона, ласково поглаживая паяльную лампу. Картина, которая предстала перед ним, требовала действий, причём безотлагательных. Одурев от запаха крови, кабаны шатали и без того хлипкий загон, намереваясь вырваться на свободу. Как передовик - молотобоец, Василий Иванович ворвался к ним и, буквально на пределе сил, долбанул кувалдой в лоб наиболее окровавленного сельхоз.животного. Не снижая темпа, рванул нож из сапога, засадил по рукоять и, для верности, провернул. Но в то же самое время второй кабан стал оседать и заваливаться, внутри у него что - то забулькало, а по ноге побежал ручеёк тёмно - вишнёвой крови. Всё закончилось тем, что четверо соседских мужиков деловито и споро разделали две кабаньи туши, нанеся непоправимый урон запасу поминального спиртного. Василий Иванович горестно вздыхал, проклинал всех кабаньих богов и давился свининой, которую не смог реализовать по причине, явно завышенной им же, цены.